Ван Слайк, Дональд Декстер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дональд Декстер Ван Слайк
Donald Dexter Van Slyke
Род деятельности:

биохимия, клиническая химия

Дата рождения:

29 марта 1883(1883-03-29)

Место рождения:

Пайк, штат Нью-Йорк, США

Гражданство:

США

Подданство:

США

Дата смерти:

4 мая 1971(1971-05-04) (88 лет)

Отец:

Луис Ван Слайк

Мать:

Люси Декстер Ван Слайк

Супруга:

Рене Мошер, Эльза фон Барденфлет Брок

Дети:

Эльза и Карла Келлера Ван Слайк

Ван Слайк, Дональд Декстер (29 марта 1883, Пайк (шт. Нью-Йорк), США – 4 мая 1971) крупный американский биохимик, сделавший существенный вклад в развитие количественных биохимических методов и клинической химии, автор более чем 300 научных статей и 5 книг.





Ранние годы и образование

Ван Слайк родился в городе Пайк[en], штат Нью-Йорк, в небольшой сельской общине и окончил школу в городе Женева того же штата[1] Его отцом был выдающийся химик своего времени Луис Л. Ван Слайк, и, когда Дональд вырос, естественным выбором профессии для него стала химия. Ван Слайк провёл первый год в Гобарт Колледж в Женеве, где прослушал курс химии. Колледж не предоставлял возможности более глубокого изучения химии, ввиду чего Ван перешёл в Университет Мичигана, получив степень бакалавра в 1905 году и защитив диссертацию по химии в 1907 году под руководством Мозеса Гомберга. Тезисы его диссертации, опубликованные совместно с Гомбергом в J. Am. Chem. Sc. в 1907 году, имели следующий заголовок: «Влияние молекулярного серебра, сульфата серебра и хлорида серебра на галогенсодержащие производные трифенил-карбинол хлорида»[2]. Публикации предшествовало открытие 1900 года свободного радикала трифенилметила.

Рокфеллеровский Институт (1907-1914)

Ван стал ассистентом Фобиуса А. Левина в только что организованном Рокфеллерском Институте Медицинских Исследований Нью-Йорка в 1907 году. В 1911 году Левин предложил Вану провести год в Берлине в группе Эмиля Фишера, самого известного химика в то время. Он однажды имел возможность работать в частной лаборатории Фишера, и Ван, потрясённый количественным и аккуратным подходом Фишера к выполнению всех лабораторных задач, пронёс через всю жизнь то же отношение к работе.

Перед отъездом в Берлин Ван Слайк опубликовал 10 статей, одна из которых была посвящена классическому методу определения первичных алифатических аминогрупп с помощью азотистой кислоты[3], широко распространившемуся среди химиков того времени и основанному на определении количества газообразного азота. Метод позволил определять небольшие количества аминокислот в крови и прочих биологических материалах. По возвращении из Берлина Ван, продолжая работу над определением аминокислотного состава белков, переключается на усвоение и метаболизм белков в организме. Совместно с коллегой Дж.М.Мейером он впервые обнаружил, что аминокислоты, выделяющиеся при разложении белка, включаются в кровяной поток, и дальнейшая деградация до мочевины происходит в печени[4].

Это исследование породило дальнейшую работу совместно с ассистентом Дж.И.Калленом по изучению фермента уреазы, катализирующего реакцию разложения мочевины до аммиака и углекислого газа [5]. Количественное определение обоих конечных продуктов послужило основой для разработки газометрического метода определения мочевины в крови и моче.

Изучение кинетики уреазы позволило Ван Слайку и Каллену получить кинетические уравнения, опубликованные в 1914 году. Данные уравнения содержали 2 константы скорости, схожие по смыслу с константами, предложенными Михаэлисом и Ментен в 1913 году.

Таким образом, основной задачей этого периода были разработка более совершенных методов определения состава белков и изучение метаболизма аминокислот. Главным достижением этого периода было открытие аминокислоты гидроксилизина [6] .

Госпиталь Института Рокфеллера (1914-1948)

В 1914 году Ван получил должность ведущего учёного в недавно открывшемся госпитале при Институте Рокфеллерра по приглашению директора доктора Руфуса Коле. Совместно с Ван Слайком работал Дж.Каллен, специалист в химической инженерии и неизменный ассистент. Ван Слайк и Каллен старались применять в клинической практике свои знания и умения в органической и физической химии и технологии.

Исследование диабета было начато ранее под руководством доктора Аллена, сторонника терапии голодом при диабете. Несмотря на риск смерти от ацидоза, данный метод имел определённую результативность.

Ацидоз проявляется несколькими химическими путями. Ван Слайк обратил внимание на эту проблему, подойдя к самой сути процесса. Было сделано предположение, что при неполном окислении жирных кислот в организме в крови накапливаются ацетоуксусная и бета-гидроксимасляная кислоты. Затем происходит реакция между этими кислотами и анионом бикарбоната, что приводит к более низкой, чем обычно, концентрации бикарбоната в плазме крови [7].

Задачей, таким образом, стала разработка аналитического метода для количественного определения бикарбоната в небольших концентрациях в плазме крови. Для достижения цели Ван Слайк разработал волюметрический аппарат, простой в использовании,точный и экспрессный. Метод прекрасно проявил в себя в диагностики и лечении диабета, а также служил для определения уровня оксигенации. Это привело к распространению метода Ван Слайка при изучении таких респираторных заболеваний, как туберкулёз и пневмония. Это также привело к количественному изучению цианозу, а также к совместной монографии по этому вопросу Ван Слайка и Лундсгаарда.

Суммарно Ван Слайк и его коллеги опубликовали с 1917 по 1934 год цикл работ под общим названием «Исследования ацидоза». Они включали в себя не только химические аспекты проявления ацидоза, но и расширенное описание кислотно-щелочного баланса в крови. Это стало поворотным пунктом в понимании патологий кислотно-щелочного баланса и оставалось неизменным в течение 50 лет.

Ван Слайк не оставлял работы по изучению белков и продуктов их гидролиза и совершенствовал методы определения хлоридов, мочевины и кетоновых тел в мочи и крови. В 1920 году Ван Слайк и его коллеги провели комплексное исследование газового и электролитного балансов в крови. Ключевым аспектом этой работы был пересмотр Ваном волюметрического аппарата.

Изучая физико-химические процессы в крови, Ван Слайк планировал провести детальное исследование нефрита. Ван Слайк совместно с коллегами последовательно и подробно задокументировали истории болезни, чтобы сформировать полную картину о течении заболевания. Это привело 1930 к публикации Ваном Слайком и девятью его коллегами обширной монографии в Medicine [8]. Это издание стало значительной вехой в изучении процессов, происходящих на каждой стадии заболеваний почек.

В этот период Ван Слайк и Арчибальд определили в качестве основного источника азота в мочевину глутамин. Во время Второй мировой войны Ван и его коллеги изучали влияние шока на функцию почек и совместно с Филлипсом разработали простой метод для определения концентрации красных кровяных телец в цельной крови и концентрацию белка в плазме крови, пригодный для использования в полевых условиях. В послевоенные годы этот метод играл неоценимую роль при определении степени тяжести и, в соответствии с результатами, типа терапии холеры.

Кроме того, именно в период 1940-х годов Джорди Фольш присоединился к лаборатории Ван Слайка, а манометрической аппарат был адаптирован для определения углерода в органических соединениях. Это привело к детальному изучению липидов в плазме крови и к идентификации в 1948 Фольшем одного из важных фосфолипидов, фосфатидилсерина.

Следует отметить, что манометрический аппарат Ван Слайка позволял выполнять практически все клинические анализы ещё до введения спектрофотометров. Хоть и колориметрическое процедуры были доступны, использование их требовало разработки цветных реагентов, которые могли быть определены на доступном оборудовании.

Ван Слайк и количественная клиническая химия

В научной деятельности Ван Слайка объединились разработка базовых аспектов химических реакций в организме, химического понимания физиологических функций определённых органов и систем (в частности, дыхательной и почечной), и как такая информация может быть использована в понимании и лечении заболеваний.

Научная деятельность Ван Слайка в Рокфеллеровском Госпитале заняла промежуток времени между 1907 и 1948 годом, то есть 30 лет. Этот временной период однозначно охватывает существенную эволюцию биохимии и развитие количественных методов клинической химии. В период 1921-1926 задачи в лаборатории включали в себя разработку методов исследования крови как физико-химической системы и её связи с заболеваниями органов дыхания, изучение белков и аминокислот и их метаболизма и, в сотрудничестве с коллегами – клиницистами, углублённое изучение различных типов нефрита. Параллельно, Ван нашёл время, чтобы работать совместно с доктором Джоном П. Питерсом из Йельского университета над классическим двухтомником Количественная клиническая химия. Он был опубликован в 1931 году [9] и содержал практически всю информацию о болезнях, которую можно было уверенно почерпнуть из данных клинических анализов. Издание получило широкое признание во всем медицинском мире как "Библия" количественного клинической химии, и по сей день некоторые главы остаются актуальными.

Брукхейвенский период (1948-1971 гг.)

Ван Слайк вступил на второй значимый пост в своей жизни с неизменной энергией и энтузиазмом. В течение следующих нескольких лет, Ван разработал микроверсии манометрических приборов и приспособил к ним различные газометрические процедуры. В результате анализы, которые ранее требовали один миллилитр образца, теперь можно было производить со ста микролитрами без потери точности. Эти микрометоды были опубликованы в виде монографии Ван Слайка и Плэйзина в 1961 году, с типичным для Ван Слайка вниманием к деталям, точностью и ясностью. Совместно брукхейвенскими коллегами Ван продолжил изучение нефрита и нефроза, метаболизма и улучшения методологии в оценке кислотно-щелочного баланса в клинике. Среди его последних работ, опубликованных из Рокфеллеровского Госпиталя в 1949 году, было две, посвящённые определению pH, в соавторстве с Вейсингером и сыном, К.К.Ван Слайком.

С 1951 по 1956 год Ван посвящал часть своего времени деятельности в роли советника в Eli Lilly Research Grants. В этой должности Ван Слайк находил многообещающих исследователей и оказывал содействие в их фундаментальных исследованиях в области медицины. Однако, в финале этого периода Ван Слайк вновь посвятил всё своё время научной деятельности в роли ведущего биохимика в Брукхейвенской Национальной Лаборатории, должность, которая стала последней для него.

Сотрудничество с Китайской Республикой

Ван Слайк провёл несколько месяцев в 1922-1923 годах в Пекине в качестве приглашённого профессора биохимии. В начале 1937 года Ван присоединился к бывшему факультету P.U.M.C. с целью обеспечить китайскому народу прогрессивную медицинскую помощь. В 1938 году было сформировано Американское Бюро по оказанию медицинской помощи Китаю, и Ван Слайк был избран его директором; далее, в 1941 году, стал президентом и оставался на этом посту в течение всей Второй Мировой Войны. Ван Слайк стал почётным президентом в 1947 году и оставил свою активную деятельность в Совете Директоров лишь за несколько месяцев до смерти.

В 1961 году Ван провёл два месяца в Тайбэе, Тайвань, в качестве приглашённого учёного в лаборатории по изучению холеры NAMRU-2. Здесь был сформирован национальный оборонный медицинский колледж N.D.M.C., где Ван был задействован на различных постах в течение всего срока пребывания в Тайбэе.

Личные качества

Ван Слайк являлся ведущим редактором Journal of Biological Chemistry с 1914 по 1925 год [10] , и эта деятельность зачастую требовала многих часов и безраздельного внимания. За этот период визитной карточкой журнала стали высокие стандарты ясности изложения, убедительности данных и справедливости выводов.

Ван Слайк вновь и вновь редактировал каждую публикацию своей лаборатории до тех пор, пока не видел никакого пути к улучшению, его статьи, описывающие новые методы, были образцом ясности и точности. Ван Слайк никогда не корректировал уже опубликованные данные и не отрекался от своих выводов. Разработанные улучшения техник и дополнительные сведения в некоторых случаях приводили к изменению работы, но никогда не к корректировке.

Ван Слайк представлял собой серьёзного человека в мире науки. Только его семья и близкие друзья знали, какой он был неотразимый остряк. Правда, его легкомысленные шутки так никогда и не были опубликованы. Ван Слайк любил играть в теннис и оставил тренировки лишь за несколько месяцев до смерти. Он играл в теннис примерно так же, как и работал в лаборатории.

Достижения Ван Слайка

В биохимии и физиологии:

  • Точные и аккуратные методы определения присутствия биологического материала
  • Физико-химическая интерпретация роли гемоглобина в транспорте кислорода и углекислого газа в крови и распределения воды и анионов между плазмой и эритроцитами
  • Роль печени в метаболизме аминокислот
  • Роль почек в превращении мочевины и образовании ионов аммония
  • Математическое определение буферных значений в терминах содержания ионов водорода, констант диссоциации и буферных концентраций
  • Новая и важная аминокислота гидроксилизин

В медицине:

  • Ван Слайк разработал полезную и завершённую логически количественную клиническую химию через решение задач клинической практики, которые могут быть проанализированы химическим путём, и разработал все необходимые методы.
  • Публикация совместно с Джоном Питерсом в 1931 году классического двухтомника, включившего в себя все знания о болезнях на химическом уровне под названием «Количественная Клиническая Химия»
  • Изучение явления ацидоза и прочих нарушений кислотно-основного равновесия
  • Тщательно задокументированное описание нефрита и его развития на различных стадиях
  • Подготовка множества врачей, изучивших методы клинической химии и ставших позднее лидерами передовой медицины.

Награды и знаки почёта

Медали и награды

  • Charles Mickle Fellowship, Университет Торонто «члену медицинского сообщества, который достиг наибольших результатов в течение 10 лет в области углубления знаний в практической области медицинского искусства и науки» 1936
  • Phillip A.Conne Medal, Клуб химиков Нью-Йорка, за вклад в клиническую химию 1936
  • Премия Уилларда Гиббса, Чикагское отделение Американского Химического Общества, за вклад в химию 1939
  • Орден Нефрита, Республика Китай, 1939
  • Kober Medal, Ассоциация американских физиков, за «фундаментальные исследования в области превентивной медицины», 1942
  • Орден Бриллиантовой звезды, Республика Китай за «достойный труд на благо китайского народа», 1947
  • Fisher Award in Analytical Chemistry, Американское Химическое Общестово, 1953
  • John Phillips Memorial Award, Американская коллегия физиков, за «достижения в медицине внутренних органов», 1954
  • First Van Slyke Award in Clinical Chemistry, Американская Ассоциация химиков-клиницистов, 1957
  • First Scientific Achievement Award, Американская Медицинская Ассоциация, 1962
  • Ames Award, Американская Ассоциация Клинической Химии, 1964
  • Национальная медаль науки США, 1965, "за классические исследования химии крови и метаболизма аминокислот и за разработку количественной методологии в биохимии, ставшей основой многих разделов клинической медицины
  • Медаль Эллиота Крессона, Филадельфийское Общество Франклина, 1965
  • Медаль Академии Медицины Нью-Йорка, 1966

Членства в научных обществах

  • Национальная Академия Наук, 1921
  • Американское Философское Общество, 1938
  • Американское Общество Биохимиков (Президент, 1920-1922)
  • Общество Харвей (Президент, 1927-1928)
  • Американское Бюро Медицинской Помощи Китаю (Президент, 1940-1947)
  • Американская Академия Искусств и Науки
  • Медицинское Общество Рудольфа Вирхова города Нью-Йорка
  • Американский Колледж Кардиологии (Почётное членство)
  • Американское Химическое Общество
  • Академия Медицины Нью-Йорка
  • Ассоциация Американских Физиков
  • Американская Ассоциация Клинической Химии
  • Общество Экспериментальной Биологии и Медицины
  • Членство в иностранных обществах
  • Общество биологической химии, 1928
  • Немецкая Академия естественных наук, 1932
  • Медицинское общество Ломбардии, 1935
  • Индийская Академия наук, 1935
  • Общество биохимиков Индии, 1936
  • Королевское Общество Наук Упсалы, 1942
  • Датское общество медицины внутренних органов, 1952
  • Общество патологии почек, 1952
  • Итальянское Общество экспериментальной биологии, 1953
  • Ассоциация биохимиков-клиницистов, Великобритания, 1953
  • Королевское медицинское общество, Великобритания, 1953
  • Национальная Академия Линцея, Италия, 1962
  • Датская Академия, 1956

Напишите отзыв о статье "Ван Слайк, Дональд Декстер"

Литература

  • Hastings, AB.; Van Slyke, DD. (1976). «Donald Dexter van Slyke.». Biogr Mem Natl Acad Sci 48: 309-60
  • With M. Gomberg. The action of molecular silver, of silver sulfate and chloride, and of sulfuric acid upon halogenated derivatives of triphenylcarbinol-chloride. J. Am. Chem. Soc, 33:531.
  • A method for quantitative determination of aliphatic amino groups. Applications to the study of proteolysis and proteolytic products. J. Biol. Chem., 9:185.
  • With G. M. Meyer. The amino-acid nitrogen of the blood. Preliminary experiments on protein assimilation. J. Biol. Chem., 12:399.
  • With G. E. Cullen. The mode of action of urease and of enzymes in general. J. Biol. Chem., 19:141.
  • With A. Hiller. An unidentified base among the hydrolytic products of gelatin. Proc. Natl. Acad. Sci. USA, 7:185.
  • Studies of acidosis. XVIII. Determination of the bicarbonate concentration of the blood and plasma. J. Biol. Chem., 52:495.
  • With E. Stillman, E. M0ller, W. Ehrich, J. F. Mclntosh, L. Leiter, E. M. MacKay, R. R. Hannon, N. S. Moore, and C. Johnson. Observations on the courses of different types of Bright’s disease, and on the resultant changes in renal anatomy. Medicine, 9:257.
  • With J. P. Peters. Quantitative Clinical Chemistry, vol. 1: Interpretations. Baltimore: Williams & Wilkins Co. (rev., 1946)
  • Rosenfeld L. Otto Folin and Donald D. Van Slyke: Pioneers of Clinical Chemistry. Bull Hist Chem, 24: 40-47

Примечания

  1. Hastings, AB.; Van Slyke, DD. (1976). "Donald Dexter van Slyke.". Biogr Mem Natl Acad Sci 48: 309–60.
  2. With M. Gomberg. The action of molecular silver, of silver sulfate and chloride, and of sulfuric acid upon halogenated derivatives of triphenylcarbinol-chloride. J. Am. Chem. Soc, 33:531
  3. A method for quantitative determination of aliphatic amino groups. Applications to the study of proteolysis and proteolytic products. J. Biol. Chem., 9:185.
  4. With G. M. Meyer. The amino-acid nitrogen of the blood. Preliminary experiments on protein assimilation. J. Biol. Chem., 12:399
  5. The mode of action of urease and of enzymes in general. J. Biol. Chem., 19:141.
  6. An unidentified base among the hydrolytic products of gelatin. Proc. Natl. Acad. Sci. USA, 7:185.
  7. Studies of acidosis. XVIII. Determination of the bicarbonate concentration of the blood and plasma. J. Biol. Chem., 52:495.
  8. Observations on the courses of different types of Bright’s disease, and on the resultant changes in renal anatomy. Medicine, 9:257.
  9. Quantitative Clinical Chemistry, vol. 1: Interpretations. Baltimore: Williams & Wilkins Co. (rev., 1946)
  10. Rosenfeld L. Otto Folin and Donald D. Van Slyke: Pioneers of Clinical Chemistry. Bull Hist Chem, 24: 40-47

Отрывок, характеризующий Ван Слайк, Дональд Декстер

– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.