Врбица, Машо

Машо Врбица
Машо Врбица
Дата рождения	1833(1833)
Место рождения	село Врба в Негушах
Дата смерти	1898(1898)
Место смерти	Баня-Лука
Принадлежность	Сербское княжество
Род войск	Артиллерия
Звание	воевода

Машо Врбица (село Врба, 1833 — Баня-Лука, 1898) — черногорский воевода.

Биография

Машо окончил артиллерийское училище в Санкт-Петербурге, и когда он вернулся в Черногорию его назначили капитаном. В черногорской армии тренировал артиллеристов, командовал в битве в Грахово (1858) и в черногорско-турецкой войне (1862).

Войны с Турцией 1875—1878

Воеводой был назначен в 1875. Он был делегатом Черногории в сербском Верховном командовании в сербско-турецкой войне 1876-77, и участвовал в борьбе при Алексинаце и Делиграде.

В качестве министра внутренних дел в 1877 командовал войсками в атаке на Никшич, взял Требьешку главицу, где руководил артиллерией, поддерживавшей атаку на город. Никшич был взят 9 сентября 1877. В осаде и штурме Никитича принимали участие подаренные Черногории русские горные и 9-фунтовые орудия, находившиеся под командой русских офицеров Гейслера и Циклинского; в числе прислуги этих орудий было семь русских фейерверкеров. После падения Никитича военные действия Черногории были направлены на очищение занятых турецкими войсками укреплений, главным образом, в районе Дугского горного прохода. Три батальона воеводы Машо Врбицы 16 сентября 1877 овладели укреплениями у Билека, а 25 сентября десять батальонов воеводы Петра Вуковича овладели укреплениями у Дугского горного прохода. Награждён орденом Святого Георгия 4-й степени.

В 1878 командовал колонной, которая со стороны Сутоморе напала на Бар.

Он был членом Омладины.

Литература

• Редакция журнала. [vivaldi.nlr.ru/pm000020463/view#page=271 Черногорский воевода и сенатор Машо Врбица] // Иллюстрированная хроника войны. Приложение к «Всемирной иллюстрации» : журнал. — 1878. — № 85. — С. 275.

Отрывок, характеризующий Врбица, Машо

Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.