Вырождение (Нордау)

Вырождение
Entartung
Обложка четвертого тома собраний сочинений Макса Нордау (Киев, издание Б.К. Фукса, 1902–1903)
Жанр:	социология и психология
Автор:	Макс Нордау
Язык оригинала:	Немецкий
Дата первой публикации:	1892
Текст произведения в Викитеке

«Вырожде́ние» (нем. Entartung, 1892) — самое известное произведение Макса Нордау. Автор подвергает резкой критике декадентство (так называемое дегенеративное искусство), а также излагает своё видение отдельных общественных проблем Европы XIX века через призму концепции вырождения.

Нордау начинает своё исследование с медицинских и социологических интерпретаций факторов, породивших описываемое им явление вырождения. Автор делит своё исследование на пять книг. В первой книге он указывает на истоки такого явления, как fin de siècle (фр. «конец века»). Нордау говорит о повсеместном моральном разложении, ниспровержении моральных ценностей. Затем на материале произведений ведущих писателей, художников, композиторов и мыслителей века — Оскара Уальда, Фридриха Ницше, Рихарда Вагнера, Хенрика Ибсена и др. — автор показывает их предрасположенность к такого рода искусству, которое можно было бы ожидать от людей с психическими заболеваниями (истериков, неврастеников и так далее). Одновременно Нордау указывает на тот факт, что их творения являются продуктом не только личным, но также продуктом общественным: из-за общей болезненной атмосферы, в которой пребывала Европа в обозначенном периоде, успех такого рода искусства был обеспечен.

Идеи, высказанные Максом Нордау, получили широчайшее распространение. Такие понятия, как вырождение, дегенерация, были приняты в качестве серьёзных медицинских терминов. Понятие дегенеративного искусства впоследствии было подхвачено национал-социалистами.

Отрывок, характеризующий Вырождение (Нордау)

«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.