Козина, Валентина Викентьевна

Валентина Викентьевна Козина
Имя при рождении:	Валентина Викентьевна Годлевская
Род деятельности:	птичница-оператор птицефабрики «Южная» Симферопольского района Крымской области
Дата рождения:	3 апреля 1927(1927-04-03)
Место рождения:	с. Шумхай, Симферопольский район, Крымская АССР, РСФСР, СССР
Гражданство:	СССР СССР → Украина Украина
Дата смерти:	30 октября 2012(2012-10-30) (85 лет)
Место смерти:	Симферополь, АР Крым, Украина
Награды и премии:

Валенти́на Вике́нтьевна Ко́зина (в девичестве Годлевская; 1927—2012) — советский передовик производства, птичница, Герой Социалистического Труда (1965).

Биография

Родилась 3 апреля 1927 года в селе Жумхай (ныне Заречное) Симферопольского района Крымской АССР в семье Викентия и Анастасии Годлевских. С детских лет участвовала в работе взрослых на ферме.

Военные годы

В годы Великой Отечественной войны, после немецкой оккупации Крыма, 14-летняя Валентина стала членом подпольной группы родного села. Она была разведчицей 17-го отряда Первой партизанской бригады Северного партизанского соединения Крыма. С риском для жизни Валентина пробиралась к партизанам с разными донесениями, в том числе с информацией о движении вражеских войск. В ноябре 1943 года, когда возникла угроза ареста подпольщиков, она окончательно ушла в партизанский отряд. Там она принимала участие в различных боевых операциях. Одна из них спасла от уничтожения заминированные здания Симферополя.

Мирное время

После войны Валентина Козина продолжила трудиться в сельском хозяйстве. В 1960 году она пришла на птицефабрику «Южная», являвшуюся флагманом сельского хозяйства Крыма. Сначала она работала цыплятницей, потом перешла в птичницы. Обслуживала на птицеферме 100 тысяч кур-несушек.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 марта 1966 года за выдающиеся трудовые достижения Валентине Викентьевне Козиной присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

Её трудовой опыт изучали по всему Советскому Союзу, однако никому не удалось хотя бы повторить рекордные показатели. В 1975 году В. В. Козина первой среди птичниц была удостоена Государственной премии СССР «за значительное увеличение валового производства высококачественной продукции животноводства на основе применения прогрессивной технологии». Свою премию Валентина Викентьевна передала в детскому саду птицефабрики.

С 1968 года являлась членом Коммунистической партии Украины. На XXVI съезде КПУ избрана кандидатом в члены ЦК КПУ. Неоднократно избиралась членом Контрольно-ревизионной комиссии при ЦК КПУ.

В 1989 году инвалид войны В. В. Козина вышла на заслуженный отдых.

Умерла в Симферополе 30 октября 2012 года на 86-м году жизни. Похоронена на кладбище «Абдал».

Семья

В 1946 году вышла замуж за однополчанина Октября Аскольдовича Козина, председателя артели «III Крымская дивизия», лейтенанта 25-й Чапаевской дивизии, командира 17-го партизанского отряда, после войны — председателя совхоза в Белогорском районе (умер в 1973 году). Воспитали двух дочерей — Галину и Наталью.

Награды

• Герой Социалистического Труда (22.03.1966)
• орден «За мужество» III степени
• орден Ленина (22.03.1966)
• орден Октябрьской революции (08.04.1971)
• орден Отечественной войны II степени (11.03.1985)
• орден Трудового Красного Знамени (14.02.1975)
• орден Дружбы народов
• медаль «За отвагу» (10.05.1965)
• медаль «Партизану Отечественной войны» II степени
• Государственная премия СССР (1975)
• четыре медали победителя ВДНХ СССР

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=15827 Козина, Валентина Викентьевна]. Сайт «Герои Страны».

• [www.kp.crimea.ua/newspapers/2012/04/03/partizanka-ptichnica-gerojj Пупкова Н. Партизанка. Птичница-герой // Крымская правда. 03.04.2012.]
• [www.fleet.sebastopol.ua/articles/V_PYaTNADCAT_DEVIChIH_LET/ Мельников И. В пятнадцать девичьих лет // Флот Украины. №№ 71—91. 05.09.2011 — 15.11.2011.]

Отрывок, характеризующий Козина, Валентина Викентьевна

Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!