Гасман, Анатолий Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Анатолий Григорьевич Гасман<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб рода дворян Гасман внесен в Часть 19 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 84</td></tr>

Член Государственного Совета
1906 — 1913
Монарх: Николай II
член консультации при Министерстве юстиции, сенатор, товарищ министра юстиции
1885 — 1900
обер-прокурор межевого департамента Сената
Монарх: Николай II;
товарищ министра юстиции
 
Рождение: 23 октября 1844(1844-10-23)
Смерть: 1919(1919)

Анаталий(Анастасий) Григорьевич Гасман(Гассман) Российский Государственный деятель, член консультации при Министерстве юстиции (1885); обер-прокурор межевого департамента Сената (1890), сенатор (1905); товарищ министра юстиции (1906—1913), член Государственного Совета.



Биография

Родился 23 октября в 1844 году. Образование получил в Императорском Санкт-Петербургском университете, курс которого он окончил в 1867 году со степенью кандидата прав. После окончания университета Гасман был причислен к департаменту Министерства Юстиции и с 1868 по 1882 год служил в провинции, пройдя последовательно должности заседателя Курской и члена Тамбовской палат уголовного и гражданского суда, товарища прокурора, затем члена и наконец товарища председателя Саратовского Окружного суда. Здесь он также неоднократно исполнял обязанности предсадателя означенного суда. Одновременно с этим Гасман был директором Саратовского губернского попечительного комитета о тюрьмах. Когда в 1882 году сенатор Манасейн отправился ревизовать Лифляндскую и Курляндскую губернии, он пригласил в свои сотрудники по ревизии Гасмана. Эта ревизия продолжалась год и три месяца, в ходе которое было выявлено целый ряд частных нарушении закона и обособленность местного строя Остзейского края от государственных порядков в России и вызвала большое движение среди латышей и эстонцев страдавших от ненормального строя.

Гасман принял деятельное участие в составлении ревизионного отчета, послужившего основой последующих преобразовании Прибалтийских губернии. При назначении Манасейна Министром Юстиции Гасман занял в 1886 году должность старшего юрисконсульта консультации, при министерстве учрежденной и явился одним из деятельнейших сотрудников Министра по распространению на Остзейский край судебных уставов 1864 года и по преобразованию местных крестьянских присутственных мест, разрабатывая лично главнейшие части проекта сего преобразования и принимая участие как в трудах Государственного Совета по детальному рассмотрению этого проекта, так и мероприятиях по осуществлению реформ на месте. В 1890 году Гасман был назначен обер-прокурором Межевого Департамента Правительствующего Сената и принял деятельное участие в комиссии для общего рассмотрения Межевого устава. С 1894 года был Обер-прокурором Третьего Департамента Сената и тогда же привлечен Муравьевым к участию в комиссии для пересмотра законоположении по судебной части. Для этой комиссии он изготовил проект новой редакции гражданского судопроизводства с подробной в шести томах, к нему объяснительной запиской.

Назначенный в 1895 году сенатором Гасман присутствовал сперва в Гражданском Кассационном Департаменте, а с 1898 года в Первом Общем Собрании с сохранением права участвовать в трудах Гражданского Кассационного Департамента. В качестве сенатора он участвовал в комиссии по пересмотру положения о нотариальной части сперва в качестве члена, а с 1906 года изготовив проект сего положения и объяснительную к нему в двух томах записку. Кроме того Гасман был активным членом Высочайше учрежденного при главном управлении торгового мореплавания и портов совещания для составления проекта уложения о торговом мореплавании и председательствовал в особом совещании, образованном при том же управлении для выработки правил о ссудах на приобретение вновь выстроенных морских торговых судов и порядке выдачи и обеспечения таких ссуд и в особом совещании при главном управлении почт и телеграфов для обсуждения правил о порядке сношения суда с тяжущимися через почту

Вместе с тем Гасман принимал участие в совещаниях: по пересмотру законов о судопроизводстве и взысканиях гражданских, и постановлении устава гражданского судопроизводства об исполнении судебных решении: по разработке правил об обращении взыскания на суда: по рассмотрению вотчинного устава: по вопросу о выкупе крестьянской повинности и арендной земли в имениях, Всемилостливейше пожалованных дворянским обществом Прибалтийских губернии; о распространении действий крестьянского по земельного банка на Прибалтийские губернии, а также в особом совещании (в состав Государственного Совета) по соображению законопроектов, касавшихся пересмотра законоположении по судебной части. При назначении Министром Юстиции Щегловитова, Гасман был приглашен на пост Товарища Министра. Скончался в 1919 году.

Труды

  • Положения о преобразовании судебной части и крестьянских присутственных мест в прибалтийских губерниях и правила о приведении означенных положений в действие : С излож. соображений, на коих они основаны Санкт-Петербург : М-во юст., 1889
  • Внебрачные дети на Западных окраинах и в Империи Петроград : Сенат. тип., 1914
  • Борьба закона за и против безвестно отсутствующего ответчика Петроград : Сенат. тип., 1915

Имсточники

[dlib.rsl.ru/viewer/01003795559#?page=73 Правительствующий Сенат. Краткий исторический очерк]

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Гасман, Анатолий Григорьевич"

Отрывок, характеризующий Гасман, Анатолий Григорьевич

«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.