Генерал-полицмейстер

Генерал-полицмейстер — руководитель столичной и российской полиции в Российской империи. Должность введена указом Петра I от 27 мая (7 июня) 1718 года.

Петр I лично участвовал в написании «Пунктов, данных Санкт-Петербургскому генерал-полицмейстеру». В них входили надзор за порядком в самом широком смысле и контроль за строительством новой столицы Российской империи. Для решения задач генерал-полицмейстеру передавалась созданная в 1715 г. Полицмейстерская канцелярия (по смерти Петра I Главная полицмейстерская канцелярия) и армейский полк. Все чины этого полка становились полицейскими служащими. Кроме того, генерал-полицмейстер осуществлял общероссийское руководство полицейскими отделениями крупных городов.

Должность генерал-полицмейстера с 1722 соответствовала 5-му классу табели о рангах. Он подчинялся Правительствующему сенату под контролем императора. Первым генералом-полицмейстером стал граф Девиер.

Должность генерал-полицмейстера Москвы существовала в 1731-32 годах с подчинением его Правительствующему сенату.

В 1734 г. генерал-полицмейстер был подчинен Кабинету министров. В 1746 году императрица Елизавета Петровна своим указом переподчинила генерала-полицмейстера непосредственно императору. Жалобы на генерала-полицмейстера могли направляться только императору (императрице). Должность же стала соответствовать 3 классу (первым генерал-полицмейстером 3-го класса стал А. Д. Татищев, назначение которого на эту должность и ознаменовалось таким повышением её чина).

Генерал-полицмейстер продолжал руководить полициями на местах через Главную полицмейстерскую канцелярию. С 1762 г. назывался Главным директором над всеми полициями. В 1764 г. в связи с передачей руководства местной полицией губернаторам данная должность была упразднена.

Название, однако, сохранилось в Санкт-Петербурге до 1782 г. как обозначение начальника местной полиции.

Должность общероссийского руководителя полиции была возобновлена манифестом о создании Министерства полиции от 25 июня 1810 г. В нём говорилось: «восстанавливается звание Генерал-полицмейстера под именем Министра полиции».

Литература

• МВД России, энциклопедия. Объед. ред-ция МВД России, «Олма-пресс», 2002. ISBN 5-224-03722-0

Отрывок, характеризующий Генерал-полицмейстер

– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.