Георгиевский, Василий Тимофеевич

Георгиевский Василий Тимофеевич
Род деятельности:	архивист
Дата рождения:	6 января 1861(1861-01-06)
Место рождения:	Судогда, Владимирская губерния, Российская империя
Гражданство:	СССР СССР
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	14 декабря 1923(1923-12-14) (62 года)
Место смерти:	Москва, СССР
Дети:	Дочь − Евгения Васильевна Георгиевская-Дружинина
Награды и премии:

Василий Тимофеевич Георгиевский (1861—1923) — исследователь древне-русского искусства и церковной старины, архивист; статский советник.

Биография

Родился 6 января 1861 года в городе Судогда Владимирской губернии в семье священника.

Учился во Владимирской духовной семинарии, которую окончил в 1881 году и церковно-историческом отделении Киевской духовной академии (окончил в 1885 году). Преподавал во Владимирском женском епархиальном училище, служил инспектором церковно-приходских школ в Киеве и Киевской губернии. С 1901 по 1914 годы Георгиевский — уполномоченный по делам иконописных школ при Комитете попечительства о русской иконописи. В 1907—1917 годах — член Училищного совета при Святейшем Синоде. В 1911—1913 годах Василий Тимофеевич совершил три научных путешествия на Афон, доставив в Россию несколько фрагментов афонской стенной живописи и опубликовав альбом «Фрески Панселина в Протате на Афоне» (СПб., 1914).

После Октябрьской революции, в 1917—1918 годах, был делопроизводителем на Всероссийском Поместном соборе в Москве. В июле 1918 года Георгиевский вошел в Комиссию по сохранению и раскрытию древней живописи в России при Музейной коллегии Наркомпроса РСФСР. Принимал участие в расчистке фресок XII века в Дмитриевском соборе и фресок начала XV века в Успенском соборе во Владимире. С сентября 1918 года был членом экспедиции А. И. Анисимова в Белозерский и Ферапонтов монастыри города Кириллова, по возвращении из которой получил должность инспектора при Главном управлении архивного дела и с сентября 1919 года был назначен хранителем древних тканей Оружейной палаты Московского Кремля.

Жил в Москве в Замоскворечье. Умер 14 декабря 1923 году в Москве после болезни. Похоронен на Даниловском кладбище.

Дочь Георгиевского — Е. В. Георгиевская-Дружинина после смерти отца издала последнюю, подготовленную до 1917 года, научную работу отца — «Памятники старинного русского искусства Суздальского музея» (Москва, 1927). У неё же сохранилась часть архива В. Т. Георгиевского.

Награды

• За многолетняя службу при Святейшем Синоде был отмечен орденами Св. Станислава 3-й степени (1899), Св. Владимира 3-й степени (1910) и Св. Станислава 1-й степени (1913).

Ссылки

• [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=10339 Георгиевский Василий Тимофеевич]
• [www.pravenc.ru/text/162161.html ГЕОРГИЕВСКИЙ Василий Тимофеевич]

Отрывок, характеризующий Георгиевский, Василий Тимофеевич

Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.