Гимли, Карл Густав

Карл Густав Гимли

Карл Густав Ги́мли (нем. Karl Gustav Himly; 30 апреля 1772, Брауншвейг — 22 марта 1837, Гёттинген) — немецкий хирург и офтальмолог. Кавалер Королевского Гвельфского ордена.

Биография

Карл Густав Гимли — сын тайного секретаря при брауншвейгском дворе, младший брат прусского чиновника Иоганна Фридриха Вильгельма Гимли. В 1790 году Гимли поступил в Вюрцбургский университет, где учился у Карла Каспара фон Зибольда. С 1792 года Гимли учился в Гёттингенском университете у Августа Готлиба Рихтера и в 1794 году стал его ассистентом. 6 сентября 1794 года защитил диссертацию. В 1795 году Гимли был назначен профессором медицинско-хирургической клиники в Брауншвейге. В 1801 году Гимли стал профессором медицины внутренней клиники Йенского университета, сменив Кристофа Вильгельма Гуфеланда. В 1803 году Гимли читал лекции по теоретической и практической хирургии в Гёттингенском университете и стал первым в Германии преподавателем офтальмологии. Гимли ввёл в офтальмологическую практику несколько инструментов, применял мидриатики для расширения зрачка. У Карла Густава Гимли учились Карл Фридрих фон Гейзингер, Максимилиан Йозеф фон Келиус, Дитрих Георг фон Кизер, Вильгельм Баум, Петер Крукенберг, Георг Гартог Герзон и Эрнст Альбан.

В 1802 году Гимли и его венский коллега Иоганн Адам Шмидт занялись изданием первого офтальмологического журнала «Офтальмологическая библиотека» (Ophthalmologische Bibliothek). Гимли пользовался международной славой, 25 мая 1830 года за консультацией к Гимли обращался Никколо Паганини.

В 1805 году Гимли был назначен директором академического госпиталя в Гёттингене, в котором он объединил амбулаторию с клиникой своего учителя Рихтера. В этот период Гимли сотрудничал с Конрадом Иоганном Мартином Лангенбеком. Гимли также служил в военном госпитале прусской армии на Рейне. Гимли умер в результате падения в реку Лейне, предположительно совершив самоубийство. После смерти отца Эрнст Август Вильгельм Гимли, профессор физиологии, сравнительной анатомии и судебной медицины, опубликовал учебник отца «Болезни и пороки развития человеческого глаза и их лечение» (Die Krankheiten und Missbildungen des menschlichen Auges und deren Heilung). Сын Август Фридрих Карл Гимли стал химиком и профессором Кильского университета.

Труды

• Mortis causa et signa, Göttingen 1794
• Abhandlung über die Wirkung der Krankheitsreize auf den menschlichen Körper. Antrittsvorlesung in Braunschweig. Thomas, Braunschweig 1797.
• Einleitung in die Augenheilkunde. Jena 1806; 3. Auflage Göttingen 1830.
• Lehrbuch der praktischen Heilkunde. Erster Theil enthaltend allgemeine Nosologie, Heilmittellehre und Therapie. Selbstverlag, Göttingen 1807 (2. Auflage 1816).
• Die Krankheiten und Mißbildungen des menschlichen Auges und deren Heilung. Nach den hinterlassenen Papieren desselben herausgegeben und mit Zusätzen versehen von E. A. W. Himly. Hirschwald, Berlin 1843.
• Einiges über die Polarität der Farben, in: Ophthalmologische Bibliothek, Bd.1, St.2, S.1-20, 1803.

Ссылки

• Гимли // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [books.google.de/books?id=0cgUAAAAQAAJ&pg=PP7&dq=Johann+Friedrich+Wilhelm+Himly&lr=&source=gbs_selected_pages&cad=2#v=onepage&q=Johann%20Friedrich%20Wilhelm%20Himly&f=false Adolph Carl Peter Callisen: Medicinisches Schriftsteller-Lexicon der jetzt lebenden Aerzte, Wundärzte, Geburtshelfer, Apotheker und Naturforscher aller gebildeten Völker], 8. Band Ha-Hir, Kopenhagen 1831, Spalte 512—520.

Отрывок, характеризующий Гимли, Карл Густав

– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.