Глазенап, Павел Александрович
| Павел Александрович Глазенап | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
Павел Александрович Глазенап (1847—1882) — надворный советник, инженер путей сообщения Российской империи, инспектор Царскосельской и Петергофской железных дорог, автор ряда трудов по железнодорожной тематике.
Биография
Павел Глазенап родился в 1818 году, происходил из из остзейского дворянского рода; племянник генерал-лейтенанта Владимира Григорьевича Глазенапа. Получил образование в Институте путей сообщения (ныне Петербургский государственный университет путей сообщения), куда поступил кадетом в 1832 году и где в 1835 году был произведён в прапорщики[1].
Выпущенный в 1838 году поручиком на действительную службу, он последовательно служил по постройке Рижского шоссе, в искусственном отделении І округа путей сообщения, с мая 1840 года на работах по соединению рек Волги и Москвы, в южной дирекции по изысканиям Николаевской железной дороги и с 1842 года по постройке этой дороги (под его наблюдением построен мост через реку Цну)[1].
После открытия Николаевской дороги Павел Александрович Глазенап служил на ней же помощником начальника 3-го отделения (1851) и 7-го (с марта по июль 1857 года)[1].
В 1852 году он работал по постройке Санкт-Петербурго-Варшавской железной дороги, и в 1857 году П. А. Глазенап был причислен к главному управлению путей сообщения (позднее Министерство путей сообщения Российской империи)[1].
В 1859 году Павел Александрович Глазенап опубликовал в «Журнале Министерства путей сообщения» статью «Способ экономического распределения материалов при устройстве высоких каменных опор»[1].
В 1861 году, оставив службу, он был выбран мировым посредником по Вышневолоцкому уезду Тверской губернии. Здесь Глазенап П. А. примкнул к кружку дворян, добивавшемуся завершения реформ созывом народных представителей[1].
В 1862 году в числе других 13 лиц, принадлежавших к составу мировых учреждений Тверской губернии, он был предан по Высочайшему повелению суду за письменное заявление местному губернскому по крестьянским делам присутствию, что они намерены впредь руководствоваться в своих действиях воззрениями и убеждениями, несогласными с положением 19 февраля 1861 года, и что всякий другой образ действий они признают враждебным обществу. Обвиненные были арестованы и отвезены в Санкт-Петербург, где посажены в Петропавловскую крепость и преданы суду Сената. За составление и распространение заявления, заключающего в себе недозволенные суждения о постановлениях и действиях правительства, с нарушением служебного порядка, решением Сената (по 1-му отделению 5-го департамента) Павел Александрович Глазенап был приговорен к лишению некоторых особенных прав и преимуществ и заключению в смирительном доме на 2 года 2 месяца; 18 июля осужденные были подвергнуты заключению, но 22 июля от отбывания этого наказания освобождены по Высочайшему повелению (благодаря заступничеству генерал-губернатора князя Суворова), по случаю дня тезоименитства императрицы Марии Александровны. В 1868 году ему были возвращены все права и преимущества[1].
В 1870 году в чине надворного советника Глазенап вновь поступил на службу по Министерству путей сообщения и назначен инспектором Царскосельской и Петергофской железных дорог. В 1876 году он был перемещен на должность инспектора Балтийской железной дороги[1].
Павел Александрович Глазенап скоропостижно скончался от разрыва сердца 10 декабря 1882 года[1].
Напишите отзыв о статье "Глазенап, Павел Александрович"
Примечания
Литература
- Базилевский Б., «Государственные преступления в России в XIX веке», том І, стр. 115—116;
- Житков, «Биографии инженеров путей сообщения», книга І, 16—18;
- Корнилов А. А. «Общественное движение при Александре II», 117, 118;
- «Новое время» 1882 год, № 2439.
Отрывок, характеризующий Глазенап, Павел Александрович
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
