Мария Александровна (императрица)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария Александровна<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет кисти Франца Винтерхальтера,
1857 год (Эрмитаж)</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Императрица Российской империи
2 марта 1855 — 3 июня 1880
Коронация: 26 августа 1856
Предшественник: Александра Фёдоровна
Преемник: Мария Фёдоровна
 
Вероисповедание: православие, до 5 (17) декабря 1840 годалютеранство
Рождение: 27 июля (8 августа) 1824(1824-08-08)
Дармштадт
Смерть: 22 мая (3 июня) 1880(1880-06-03) (55 лет)
Зимний дворец, Санкт-Петербург, Российская империя
Род: Гессенский дом (включена), Романовы (по браку)
Имя при рождении: Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария Гессенская
Отец: Людвиг II Гессенский
Мать: Вильгельмина Баденская
Супруг: Александр II
Дети: Александра, Николай, Александр, Владимир, Алексей, Мария, Сергей, Павел
 
Награды:

Мари́я Алекса́ндровна (27 июля (8 августа) 1824, Дармштадт — 22 мая (3 июня) 1880, Санкт-Петербург) — принцесса Гессенского дома, российская императрица, супруга императора Александра II и мать императора Александра III.

Урождённая принцесса Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария Гессенская и Прирейнская (нем. Maximiliane Wilhelmine Auguste Sophie Marie von Hessen und bei Rhein, 18241840), после принятия православия 5 (17) декабря 1840 года — Мария Александровна[1], после обручения 6 (18) декабря 1840 года — великая княжна с титулом императорского высочества[1], после бракосочетания 16 (28) апреля 1841 года — цесаревна и великая княгиня[2], после восшествия супруга на российский престол — императрица (2 марта 1855 — 3 июня 1880).





Биография

Юность. Замужество

Принцесса Мария родилась 27 июля (8 августа) 1824 года в семье герцога Людвига II Гессенского. Биографы матери принцессы Марии Вильгельмины Баденской, великой герцогини Гессенской, убеждены, что её младшие дети были рождены от связи с бароном Августом Сенарклен де Гранси. Муж Вильгельмины, великий герцог Людвиг II Гессенский, чтобы избежать скандала и благодаря вмешательству высокопоставленных брата и сестёр Вильгельмины[3], официально признал Марию и её брата Александра своими детьми[4]. Несмотря на признание, они продолжали жить отдельно в Хайлигенберге, в то время как Людвиг II занимал великогерцогский дворец в Дармштадте.

В марте 1839 года, путешествуя по Европе, наследник российского престола, сын императора Николая I Александр, будучи в Дармштадте, влюбился в 14-летнюю Марию. Первая встреча цесаревича и принцессы произошла в оперном театре, где шла постановка «Весталки».[5] Ранее одна из принцесс Гессен-Дармштадтских уже выходила замуж за русского цесаревича, ею была Наталья Алексеевна, первая жена Павла I; кроме того, тётка невесты по материнской линии была русской императрицей Елизаветой Алексеевной (женой Александра I). Приехав в Россию, Александр Николаевич решил жениться на Марии, скандальное происхождение девушки его не смущало, он писал своей матери в письме: «Милая Мама, что мне до тайн принцессы Марии! Я люблю её, и я скорее откажусь от трона, чем от неё. Я женюсь только на ней, вот моё решение!» Императрицу Александру Фёдоровну смущало происхождение будущей невестки и она отказывалась благословлять брак сына. Всё же, после уговоров Александра и Николая I, императрица сама отправилась в Дармштадт, чтобы познакомиться с Марией, чего ещё никогда не было при династии Романовых. Согласие на брак было получено. Отношение императора и императрицы к невестке со временем стало очень тёплым.

«Мари завоевала сердца всех тех русских, которые могли познакомиться с ней. Саша [Александр II] с каждым днем привязывался к ней все больше, чувствуя, что его выбор пал на Богом данную. Их взаимное доверие росло по мере того, как они узнавали друг друга. Папа [Николай I] всегда начинал свои письма к ней словами: „Благословенно Твое Имя, Мария“. <…> Папа с радостью следил за проявлением силы этого молодого характера и восхищался способностью Мари владеть собой. Это, по его мнению, уравновешивало недостаток энергии в Саше, что его постоянно заботило»

Ольга Николаевна. [www.dugward.ru/library/olga_nick.html Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны]

В сентябре 1840 года принцесса прибыла в Россию. Впечатлениями о Санкт-Петербурге она поделилась в письме к родным: «Петербург гораздо красивее, чем я думала; этому много способствует Нева; это чудная река; я думаю, трудно найти более величественный город: при этом он оживлён; вид из Зимнего дворца на Неву исключительно хорош»[7].

5 (17) декабря 1840 года принцесса приняла православие с именем «Мария Александровна»[1]. «На следующей день, 6 декабря, было обручение цесаревича с великой княжной Марией Александровной. С той же торжественностью и роскошью был парадный выход. Обручение свершилось в присутствии всей царской фамилии, всего двора, всей российской знати и множества знатных иностранных гостей, и представителей иностранных государств».[8].

16 (28) апреля 1841 года в Соборной церкви Зимнего дворца состоялось бракосочетание[2].

Мария Александровна не любила шумных приёмов и балов, столичную жизнь. Всё это её тяготило. Она предпочитала спокойную жизнь в царских резиденциях. Однако «этикет обязывал все это исполнять»[8].

Она отличалась сдержанностью, даже застенчивостью. Вспоминала, что росла в уединении и даже некотором небрежении в маленьком замке, почти не виделась с отцом. Теперь же испытывала только ужас перед той блестящей судьбой, которая столь неожиданно открывалась перед ней.[9].

Императрица

Мария Александровна стала императрицей в тридцать лет. Коронация состоялась 26 августа 1856 года в Успенском соборе Москвы. «Государь шёл величественный, а Императрица была трогательна со своей скромной причёской, на голове не было никакого украшения, только два длинных локона спускались из-за ушей по плечам. <…> Она была поразительна мила с её глубоким сосредоточенным взглядом».[10] В воспоминаниях современников упоминается, что во время коронации корона упала с головы императрицы, что было воспринято как дурной знак[11].

Многие осуждали Марию Александровну за отсутствие инициативы и активности в государственных делах, в которые императрица не любила вмешиваться. Она была прекрасно образована, хорошо разбиралась в музыке, хорошо знала новейшую литературу. Именно при ней в России был учреждён Красный Крест, который быстро превратился в самую крупную общественно-государственную структуру, аккумулировавшую на своих счетах огромные суммы, переводимые благотворителями со всей России. Императрица являлась высочайшей покровительницей Красного Креста.[12] Всего императрица патронировала 5 больниц, 12 богаделен, 36 приютов, 2 института, 38 гимназий, 156 низших училищ и 5 частных благотворительных обществ. Она положила начало новому периоду женского образования в России учреждением открытых всесословных женских учебных заведений (гимназий)[13]. Императрица сыграла не последнюю роль в деле освобождения крестьян. Тратила огромные суммы на благотворительность. Во время войны она отказалась даже шить себе новые платья и все эти сбережения отдавала в пользу вдов, сирот, раненых и больных[14].

Мария Александровна сочувствовала балканским славянам, которые находились под властью Турции, не раз высказывалась за ужесточение позиции российской дипломатии по этому вопросу (и в этом расходилась с императором, который «говорил горячо против увлекающихся симпатиями к братьям славянам».[15]). Также императрица отправляла от общества Красного Креста на Балканы врачей и госпитальные вещи.[16]

Императрица уделяла огромное внимание воспитанию и образованию своих детей, сама приглашала опытных педагогов. Детей воспитывали в строгости, однако воспитатель младших сыновей императрицы адмирал Д. С. Арсеньев пишет в воспоминаниях: «императрица всегда старалась, чтобы дети её, воспитанные в истинно-христианском направлении, в то же время не чуждались удовольствий и развлечений».[17]

Мария Александровна покровительствовала педагогу Константину Ушинскому, пользовалась уважением самых разных людей, видных деятелей середины XIX века. Среди них были: поэт Вяземский(который писал про императрицу стихи), фрейлина Высочайшего двора Анна Тютчева[18], поэт Тютчев (который посвящал ей стихи), двоюродная тётка Льва Толстого Александра Толстая, В.А. Жуковский, Д. А. Милютин и Пётр Кропоткин.

Как писал С.Д. Шереметев "Мария Александровна женщина большого ум и сложного характера.Ее воспитательное значение в семье велико,не говоря уже о других ее заслугах."

Она долгие годы собирала все документы, написанные Елизаветой Алексеевной или как-то связанные с ее жизнью. Когда Елизавета умерла, ее племяннице было всего два года, так что помнить тетушку она не могла. Зато из рассказов матери, родной сестры императрицы Елизаветы, возникал образ столь притягательный, что Мария всю жизнь находилась под его обаянием.

Пётр Кропоткин весьма нелестно отзывался о большинстве членов семьи Александра II, но для императрицы делал исключение: «Из всей императорской фамилии, без сомнения, наиболее симпатичной была императрица Мария Александровна. Она отличалась искренностью… Теперь известно, что Мария Александровна принимала далеко не последнее участие в освобождении крестьян… Больше знали о том деятельном участии, которое принимала Мария Александровна в учреждении женских гимназий. С самого начала, в 1859 году, они были поставлены очень хорошо, с широкой программой и в демократическом духе. Её дружба с Ушинским спасла этого замечательного педагога от участи многих талантливых людей того времени, то есть от ссылки».[19]

Семья

Александр II и Мария Александровна прожили в браке почти 40 лет, и долгие годы этот брак был счастливым. Тютчева называет Марию Александровну «счастливой женой и матерью, боготворимой своим свёкром (императором Николаем I)». У супругов родились восемь детей. Тяжёлым ударом для молодой семьи стала смерть старшей дочери Александры от менингита.

Однако впоследствии отношения супругов охладели.

Как пишет наблюдательный граф Шереметев «мне сдается, что государю Александру Николаевичу было душно с нею». Граф отмечает, что с 60-х годов ее окружали приятельницы А. Блудова, А. Мальцева, которые не скрывали пренебрежения к императору и всячески способствовали отчуждению супругов. Царя в свою очередь тоже раздражали эти женщины, что не способствовало сближению супругов. Муж и жена стали расходиться в многих вопросах —- религии, воспитания детей, политике.

Сестра Александра II Ольга Николаевна пишет о необычайной религиозности и строгости Марии: «Как все перешедшие в православие, она придерживалась догматов, и это было точкой, в которой они расходились с Сашей; он, как Мама, любил все радостное и легкое в религиозном чувстве. Если все, что делается, делается из соображений долга, а не из чувства радости, какой грустной и серой становится жизнь!»[20]

Страшным ударом для супругов стала смерть любимого сына и наследника престола цесаревича Николая в 1865 году. Императрица даже не смогла присутствовать на похоронах сына. «Она была только два или три раза в часы, не назначенные для панихид. Говорят, что когда в первый раз она увидела тело покойного сына, то плакала навзрыд так, что дежурные и караульные офицеры не могли удержаться от слёз»[21]. По свидетельству Ольги Николаевны, после смерти цесаревича Мария Александровна «внутренне умерла и только внешняя оболочка жила механической жизнью».[20] «Она никогда не оправилась от этого горя», пишет С. Д. Шереметев[22].

После восшествия на престол император стал часто заводить фавориток. Самой продолжительной была связь с княжной Екатериной Долгоруковой, которая родила Александру четырёх детей. Ещё при жизни Марии Александровны император поселил свою любовницу в Зимнем дворце. Мария Александровна не предпринимала никаких публичных действий. «Призванная прощать изо дня в день в течение многих лет, она ни разу не проронила ни жалобы, ни обвинения. Тайну своих страданий и унижений она унесла с собой в могилу»[23].

Последние годы

Частые роды, измены мужа, смерть сына, окончательно подорвали и без того слабое здоровье Марии Александровны. С 1870-х годов императрица по рекомендации своего врача-терапевта С. П. Боткина осень и зиму проводила на юге — в Крыму, Италии.[24]

Принято считать, что императрица к концу жизни совсем отошла от придворной жизни и не вмешивалась в государственные дела. Однако, согласно дневникам военного министра Д. А. Милютина, в 1878 году она присутствовала на совещаниях императора с министрами по поводу военных действий на Балканах.[25]

В 1879 году состояние здоровья Марии Александровны ухудшилось, в том числе и из-за покушений на императора, которые заставляли императрицу постоянно жить в страхе за жизнь мужа. Покушение 1879 года стало для неё настоящим ударом: «Я, как сейчас, вижу её в тот день — с лихорадочно блестящими глазами, разбитую, отчаявшуюся. „Больше незачем жить, — сказала она мне, — я чувствую, что это меня убивает“»[26].

К 1880 году она отошла от придворной жизни. «Здоровье императрицы Марии Александровны быстро слабело, роковые условия её жизни сломили её физически и нравственно, мучительный крест её последних лет принадлежит истории», пишет С. Д. Шереметев[27]. В январе 1880 года императрица вернулась в Россию из Канн, где проходила лечение. Во время покушения на императора 5 (17) февраля 1880 года (взрыва в столовой Зимнего дворца) она находилась в очень тяжёлом состоянии, даже не услышала взрыва[28].

В начале мая 1880 года Александр II переехал с Долгоруковой в Царское Село, а больной жене наносил лишь короткие официальные визиты. Это вызывало новую волну осуждения императора: «Императрица лежит здесь, нет и речи о её недуге. Находят неудобным, что, когда ей немного остается жить, Царь переезжает. Мы стараемся приискивать этому благовидные причины. К сожалению, неблаговидных более, чем благовидных…»[29] Ее часто навещали сыновья и дочь.

В ночь со 2 на 3 июня 1880 года (22 мая по старому стилю) императрица Мария Александровна скончалась от туберкулёза. Перед смертью она написала письмо, в котором благодарила своего мужа за все тридцать девять лет совместной жизни. Император оставил себе на память некоторые драгоценности покойной жены. Д. А. Милютин записал в дневнике, что государь был «печален, в нервном состоянии»[30].

Похоронили императрицу 28 мая в Петропавловском соборе Петербурга.

Сообщения разных периодических изданий о смерти императрицы:
Русский народ прощается со своей Царицей, истинно Русскою, глубоко смиренною перед Богом, и на высоте своего призвания всецело посвящавшею себя делам христианского милосердия. («Московские ведомости», 24 мая 1880 г., № 142).
Спокойно, без агонии, угасла жизнь благосердной Печальницы русского народа, поставившей задачею своего земного существования облегчение участи несчастных…(«Голос», 23 мая 1880 г., № 142).
…Самой важное, самое незабвенное наследство, оставленное усопшей русскому государству и народу есть «Красный крест», общество попечения о раненых и больных воинах.(«Неделя», 1880 г., № 21).
В осиротелой, покинутой Ею России вечно будет жить кроткий, идеальный образ Царственной женщины-христианки, окружённой светлым ореолом народной любви и признательности. («Киевлянин», 24 мая 1880 г., № 117).

[31]

В июле того же года, не дожидаясь окончания положенного траура в один год, Александр II заключил морганатический брак с княжной Долгоруковой, что было ударом для его детей от Марии Александровны, которые обожали мать. Дочь императора Мария писала отцу: «Я молю Бога, чтобы я и мои младшие братья, бывшие ближе всех к Мама́, сумели бы однажды простить Вас».[32]

Менее чем через год (1 марта 1881 года) Александр II был убит «народовольцами». Похоронили императора в Петропавловском соборе рядом с первой женой. Места захоронения Александра II и Марии Александровны отличаются от других тем, что надгробия, установленные по решению их сына Александра III, выполнены из яшмы и орлеца.

Внешность и характер в оценках современников

Фрейлина Тютчева так описывает Марию Александровну: «Я сказала, что, когда я впервые увидела великую княгиню, ей было уже 28 лет. Тем не менее она выглядела еще очень молодой. Она всю жизнь сохранила эту молодую наружность, так что в 40 лет её можно было принять за женщину лет тридцати. Несмотря на высокий рост и стройность, она была такая худенькая и хрупкая, что не производила на первый взгляд впечатление belle femme[красавицы]; но она была необычайно изящна, тем совершенно особым изяществом, какое можно найти на старых немецких картинах, в мадоннах Альбрехта Дюрера…<…> Черты её не были правильны. Прекрасны были её чудные волосы, её нежный цвет лица, её большие голубые, немного навыкат, глаза, смотревшие кротко и проникновенно. Профиль её не был красив, так как нос не отличался правильностью, а подбородок несколько отступал назад. Рот был тонкий, со сжатыми губами, свидетельствовавший о сдержанности, без малейших признаков способности к воодушевлению или порывам, а едва заметная ироническая улыбка представляла странный контраст к выражению её глаз. Я настаиваю на всех этих подробностях потому, что я редко видала человека, лицо и наружность которого лучше выражали оттенки и контрасты его внутреннего чрезвычайно сложного „я“»[9].

По воспоминаниям современников Мария Александровна обладала исключительной добротой, искренностью и вниманием к людям. Она была очень набожна и строго соблюдала церковные догматы. У императрицы было очень развито чувство долга. «Это прежде всего была душа чрезвычайно искренняя и глубоко религиозная, но эта душа, как и её телесная оболочка, казалось, вышла из рамки средневековой картины….Душа великой княгини была из тех, которые принадлежат монастырю. <…> Вот подходящая обстановка для этой души, чистой, сосредоточенной, неизменно устремленной ко всему божественному и священному, но не умевшей проявить себя с той горячей и живой отзывчивостью, которая сама и дает и получает радость от соприкосновения с людьми»[33].

Цесаревич Александр (будущий император Александр II) так представлял свою невесту её будущему законоучителю Г. Т. Меглицкому: «Его Высочество изволил обратить внимание на Её Высочество, и сказать, что я найду в ней самую невинную душу, готовую к принятию всякого добра».[34]

Сестра Александра II Ольга писала : «Мари не хватало мягкости и привлекающей к себе сердечной веселости. Было только немного людей, которые сумели к ней приблизиться. <…> Вообще она считалась женщиной большого сердца и чувства, но её улыбка все чаще была грустной.»[35]

Историк, правовед К. Д. Кавелин, который преподавал историю цесаревичу Николаю Александровичу, пишет об общем впечатлении «застенчивости и робости», которое возникло у него при встрече с императрицей в 1857 г. «Намерения и чувства, без сомнения, — самые лучшие, но в мыслях видна нетвёрдость, неясность, нерешительность, которые характеризуют жертву событий, а не владычицу их»[36].

Адмирал Д. С. Арсеньев, который был воспитателем ее младших сыновей, пишет: «императрица жила только для исполнения своей высокой обязанности (Императрицы, супруги и матери), чуждая всякой суетности и мелкой жизни, была к себе самой очень строга, но в отношении к своему супругу и своим детям думала, что нельзя требовать от других такого возвышенного и строгого взгляда на жизнь»[17].

Военный министр Д. А. Милютин пишет об императрице « <…>[она] внушила мне чувство благоговейного почтения. Это была святая женщина в нравственном отношении и вместе с тем высокого ума и образования»[37].

Король Баварии Людвиг II писал, что императрица Мария Александровна, которая гостила в его замке Берг в 1868 г., «осенена ореолом святой».[38]

Дети

Стала матерью 8 детей[39] :

  1. Александра Александровна (18 августа 1842 — 16 июня 1849) — умерла от менингита
  2. Цесаревич Николай Александрович (8 сентября 1843 — 12 апреля 1865) — умер от туберкулезного менингита в городе Ницце
  3. Александр III (26 февраля 1845 — 20 октября 1894) — император России в 1881—1894 годах
  4. Владимир Александрович (10 апреля 1847—1909) — в 1874 г. женился на принцессе Мекленбург-Шверинской
  5. Алексей Александрович (2 января 1850—1908) — с 1883 по 1905 год генерал-адмирал ВМФ Российской империи
  6. Мария Александровна (5 октября 1853—1920) — герцогиня Великобритании и Германии, супруга Альфреда Эдинбургского
  7. Сергей Александрович (29 апреля 1857 — 5 февраля 1905) — московский генерал-губернатор, супруг Елизаветы Гессен-Дармштадтской
  8. Павел Александрович (21 сентября 1860—1919) — дважды женат (первый раз на Александре Греческой, второй раз на Ольге Палей)

Память

Города, названные в честь Марии Александровны
  • Мариинский Посад (Чувашия). До 1856 года — село Сундырь. 18 июня 1856 года император Александр II в честь супруги переименовал село в город Мариинский Посад. 9 августа 2013 года на улице Набережная в г. Мариинский Посад в присутствии Главы Чувашии Михаила Игнатьева был открыт памятник императрице[40]
  • Мариинск (Кемеровская область). Переименован в 1857 году (прежнее название — Кийское). В 2007 году здесь открыт[41] памятник Марии Александровне работы томского скульптора Леонтия Усова. Императрица сидит на скамейке и держит в руке голубя — традиционный символ мира и Святого Духа. При этом на скамейке специально оставлено место для желающих сфотографироваться с ней[42].
  • Мариехамн (Маарианхамина) — главный город Аландских островов, автономной территории в составе Финляндии. Основан в 1861 году. 2 ноября 2011 г. здесь был торжественно открыт памятник императрице на круглом гранитном постаменте, работы скульптора Андрея Ковальчука. Императрица изображена во весь рост.
Другие объекты, названные в честь Марии Александровны

В 1888 г. в память об императрице была освящена в Иерусалиме Церковь Святой Марии Магдалины.

Кроме того, в марте 2010 года в итальянском Сан-Ремо был открыт бронзовый бюст императрицы, подаренный властями Санкт-Петербурга. Памятник установили на набережной, названной в честь неё «Бульваром Императрицы» (Сorso Imperatrice).[43]

Киновоплощения

Галерея

Портреты

Фотографии

Покои императрицы в Зимнем дворце

Покои великой княгини, а затем императрицы Марии Александровны располагались в юго-западном ризалите Зимнего дворца. Половина Марии Александровны начиналась от Туалетной, включала также: Ванную, Спальню, Будуар, Малиновый кабинет, Золотую Гостиную, Зелёную Столовую и парадный Белый Зал (Залы № 289, 304, 305, 307, 308 Зимнего Дворца). Покои были оформлены по проекту архитектора А. П. Брюллова, затем в начале 1850-х гг. в комнатах был произведён небольшой ремонт под руководством архитектора А. И. Штакеншнейдера.

В убранстве помещений частично была утрачена мебель, тканевая обивка стен, но сохранился основной характер оформления, представляющий большую художественную ценность[44].

Напишите отзыв о статье "Мария Александровна (императрица)"

Литература

Источники

  • Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. — СПб.: Пушкинский фонд, 2001. — 400 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-89803-085-9.
  • Арсеньев Д.С. Из воспоминаний генерал-адъютанта адмирала Д. С. Арсеньева. 1876—1878 // «Русский архив», № 12. — М., 1911.
  • Валуев П.А.  Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. В двух томах. — М.: Наука, 1961.
  • Кавелин К.Д. Из дневника 1857 г. // Кавелин К.Д. Собрание сочинений.. — СПб, 1898. — 1258 с.
  • Маркелов И.И. Воспоминания 1839 г. Первая встреча императора Александра II и императрицы Марии Александровны//Русская Старина.т.94, №4.. — 1898. — 19-22 с.
  • Меглицкий Г. Т. [www.memoirs.ru/rarhtml/Meglick_IV91_1.htm Письмо к А. И. Голубовой] / Сообщ. П. Я. Виноградовым // Исторический вестник, 1891. — Т. 43. — № 1. — С. 282—286.
  • Мемуары графа С.Д. Шереметева
  • Милютин Д.А. Дневники 1873-1882 в 4 т. — М, 1947-1950.
  • Паткуль М. А. Воспоминания Марии Александровны Паткуль, рожденной маркизы де Траверсе, за три четверти XIX столетия.. — СПб, 1903.
  • Романов К.К. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма.. — М.: Искусство, 1998. — 494 с. — ISBN 5-210-01334-0.
  • Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825—1846 // Николай I. Муж. Отец. Император.. — 2000.
  • Толстая А. А.  Записки фрейлины. Печальный эпизод из моей жизни. — М.: Энциклопедия Российских деревень, 1996. — 242 с. — 10 000 экз. — ISBN 583-67-011-3.
  • Тютчева А. Ф.  При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневника фрейлина двора. — 1990.
  • Яковлева А. И. [www.memoirs.ru/rarhtml/1530Yak_IV88.htm Воспоминания бывшей камер-юнгеферы императрицы Марии Александровны] // Исторический вестник, 1888. — Т. 31. — № 1. — С. 147—174; № 2. — С. 393—413; № 3. — С. 593—606.

Литература

  • Бертенсон И. В. Императрица Мария Александровна в её заботах о деятельности Российского общества Красного Креста // Русская старина. №1. — М., 1892.
  • Зимин И. Взрослый мир императорских резиденций. Вторая четверть XIX — начало XX в.. — М.: Центрполиграф, 2011. — 560 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-227-04580-5.
  • Зимин И. Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги. — СПб: Центрполиграф, 2014. — ISBN 978-5-227-05326-8.
  • Зимин И. Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых. — М.: Центрполиграф, 2011. — 688 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-227-04582-9.
  • Зимин И., Соколов А. Благотворительность семьи Романовых. XIX – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора. — М.: Центрполиграф, 2015. — 688 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-227-06025-9.
  • Каратыгин П.П. Императрица Мария Александровна, 1824-1880. — СПб: Типография В.С. Балашева, 1881.
  • Петрова Т.А. Комнаты императрицы Марии Александровны в Зимнем Дворце. — СПб: Государственный Эрмитаж, 2007. — 72 с. — 5000 экз. — ISBN 978-5-93572-265-4.

Примечания

  1. 1 2 3 Николай I. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php?part=431&regim=3 Манифест. О обручении Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича, Великого Князя Александра Николаевича с Светлейшею Принцессою Мариею, Дочерью Великого Герцога Гессен-Дармштадтского] // Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. — СПб.: Типография II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1841. — Т. XV, отделение первое, 1840, № 14024. — С. 784.
  2. 1 2 Николай I. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php?part=446&regim=3 Манифест. О совершившемся бракосочетании Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Александра Николаевича с Великою Княжною Мариею Александровною, Дочерью Великого Герцога Гессен-Дармштадтского] // Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. — СПб.: Типография II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1842. — Т. XVI, отделение первое, 1841, № 14459. — С. 308.
  3. Великого герцога Баденского, Елизаветы Алексеевны, королев Баварии, Швеции и герцогини Брауншвейгской.
  4. Двое других младших детей умерли в младенчестве.
  5. Маркелов И. И. Воспоминания 1839 г. Первая встреча императора Александра II и императрицы Марии Александровны // Русская Старина. — 1898. — Т. 94, № 4. — С. 19-22.
  6. Название «медальный рубль» обусловлено наличием признаков как медали (отсутствие номинала), так и монеты (в серебряном исполнении вес и проба соответствуют рублю, гурт рубчатый). См. Семёнов В. Е. Памятные и подарочные монеты // Монеты России. 1700—1917 гг.. — СПб.: Конрос-Информ, 2010. — С. 580—581. — 700 с.
  7. Петрова Т. А.  Комнаты императрицы Марии Александровны в Зимнем дворце. — СПб, 2007. — С. 7.
  8. 1 2 Яковлева А. И. Воспоминания бывшей камер-юнгферы Марии Александровны.
  9. 1 2 Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневника
  10. Паткуль М. А. Воспоминания Марии Александровны Паткуль, рожденной маркизы де Траверсе, за три четверти XIX столетия. СПб., 1903.
  11. Игорь Зимин. Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых
  12. Зимин И.,Соколов А. Благотворительность семьи Романовых. XIX- начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора. — М., 2015.
  13. Федорченко В. И. Императорский Дом. Выдающиеся сановники: Энциклопедия биографий. Т.2. Красноярск, 2003.
  14. Зимин И. Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых. — М., 2011.
  15. Милютин Д. А. Дневник. т.2. 1876—1877.C.101
  16. Милютин Д. А. Дневник. т.2. 1876—1877.С.43, С.56
  17. 1 2 Из воспоминаний генерал-адъютанта адмирала Д. С. Арсеньева. 1876—1878 //«Русский архив», 1911, № 12
  18. Тютчева А. Ф.  Воспоминания. — М.: И. В. Захаров, 2002.
  19. Кропоткин П. А.  Записки революционера. — СПб.: Азбука, 2011.
  20. 1 2 Сон юности. Записки дочери императора Николая I Великой княжны Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской
  21. Валуев П. А. Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. В двух томах. Т.2., С.46.
  22. Сборник Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. — С. 313.
  23. Толстая А. А. Записки фрейлины. Печальный эпизод из моей жизни.
  24. Игорь Зимин: Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги
  25. Милютин Д. А. Дневник.т.3.1878-1880.С.20
  26. Толстая А. А. Записки фрейлины."Печальный эпизод из моей жизни".
  27. Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. — СПб.: Пушкинский фонд, 2001.
  28. Дневник наследника Цесаревича великого князя Александра Александровича. — 1880.
  29. Романов К. К. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма. М., «Искусство», 1998.
  30. Милютин Д. А. Дневник. 1878—1880. С.252.
  31. "Императрица Мария Александровна. 1824-1880. СПб, 1881 г."
  32. Кудрина Ю. В. Мария Федоровна. М., 2009 г.
  33. Тютчева А. Ф.  При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневника фрейлина двора. — 1990.
  34. Меглицкий Г. Т. [www.memoirs.ru/rarhtml/Meglick_IV91_1.htm Письмо к А. И. Голубовой] / Сообщ. П. Я. Виноградовым // Исторический вестник, 1891. — Т. 43. — № 1. — С. 282—286.
  35. Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825—1846.
  36. Кавелин К. Д. Из дневника 1857 г. // Кавелин К. Д. Собрание сочинений. II т. СПб,1898 г. С.1167
  37. Милютин Д. А. Дневник 1878—1880. С.253
  38. Залесская М. Людвиг II.М, 2012.С,120.
  39. [dlib.rsl.ru/viewer/01004169063#page13?page=13 Родословная книга Всероссiйскаго дворянства]. // Составилъ В. Дурасов. — Ч. I. — Градъ Св. Петра, 1906.
  40. [gov.cap.ru/info.aspx?gov_id=49&type=top&id=2584817 Глава Чувашии посетил Мариинско-Посадский район.] Чувашская республика. Официальный портал органов власти. 9 августа 2013
  41. [www.pamyatnik-marii.narod.ru/otkryitie.html Фото с открытия памятника]
  42. [www.tomsknews.com/news/?id=3602 Томские скульпторы изготовили скульптуру императрицы Марии Александровны]. — TOMSKNEWS.COM.
  43. [tvkultura.ru/article/show/article_id/22018/ В Сан-Ремо открыт памятник императрице Марии Александровне / Новости культуры / Tvkultura.ru]
  44. Петрова Т. А.  Комнаты императрицы Марии Александровны в Зимнем дворце. — СПб, 2007. — С. 9.

Ссылки

  • [www.mariagessen.narod.ru/ Сайт об императрице Марии Александровне]
  • [www.hermitagemuseum.org/wps/portal/hermitage/explore/perm_exh/exh/03maria/?lng=ru/ Покои Императрицы Марии Александровны в Зимнем Дворце]
  • [www.senat.org/Russia-Bulgaria/Imperator_Alexander-II.html Супруг императрицы Марии Александровны Император Александр II]
  • Меглицкий Г. Т. [www.memoirs.ru/rarhtml/Meglick_IV91_1.htm Письмо к А. И. Голубовой] / Сообщ. П. Я. Виноградовым // Исторический вестник, 1891. — Т. 43. — № 1. — С. 282—286.
  • Яковлева А. И. [www.memoirs.ru/rarhtml/1530Yak_IV88.htm Воспоминания бывшей камер-юнгеферы императрицы Марии Александровны] // Исторический вестник, 1888. — Т. 31. — № 1. — С. 147—174; № 2. — С. 393—413; № 3. — С. 593—606.
  • Стихи Ф. И. Тютчева, посвящённые Марии Александровне [ru.wikisource.org/wiki/Императрице_Марии_Александровне_(Тютчев)]
</div>

.

Отрывок, характеризующий Мария Александровна (императрица)

– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.