Александра Фёдоровна (жена Николая I)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александра Фёдоровна<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Императрица в придворном «русском» платье</td></tr>

Императрица Российской империи
1 декабря 1825 — 2 марта 1855
Предшественник: Елизавета Алексеевна
Преемник: Мария Александровна
 
Рождение: 13 июля 1798(1798-07-13)
Потсдам, Пруссия
Смерть: 20 октября (1 ноября) 1860(1860-11-01) (62 года)
Царское Село, Российская империя
Место погребения: Петропавловский собор, Санкт-Петербург, Российская империя
Род: Гогенцоллерны, Романовы
Имя при рождении: Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина
Отец: Фридрих Вильгельм III
Мать: Луиза Мекленбург-Стрелицкая
Супруг: Николай I
Дети: Александр, Мария, Ольга, Александра, Константин, Николай, Михаил
 
Монограмма:
 
Награды:

Алекса́ндра Фёдоровна (урождённая принцесса Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская, нем. Friederike Luise Charlotte Wilhelmine von Preußen; 13 июля 1798, Потсдам — 20 октября (1 ноября) 1860, Царское Село) — супруга российского императора Николая I, мать Александра II, императрица российская.





Биография

Фридерика Шарлотта Вильгельмина родилась 13 июля 1798 года и была третьим ребёнком и первой дочерью прусского короля Фридриха Вильгельма III и его супруги королевы Луизы. Она приходилась сестрой прусским королям Фридриху Вильгельму IV и Вильгельму I, первому германскому императору. Потеряла мать в 12 лет.

После того, как армия Наполеона вошла в Берлин, семейство короля укрылось в Восточной Пруссии, под защитой российского императора Александра I. В 1814 году Шарлотта познакомилась с его братом Николаем Павловичем. Молодые влюбились друг в друга с первого взгляда и уже 14 ноября 1815 года принцесса и великий князь помолвились.

Брак был необходим в целях укрепления союза России и Пруссии. Николай не должен был унаследовать российский престол, так как наследником являлся его старший брат Константин, и Шарлотта была рада стать великой княгиней и жить подальше от дворцовых интриг. Ввиду нежного возраста невесты бракосочетание было решено отложить на два года.

Принцесса прибыла в Россию в июне 1817 года, 24 июня (6) июля 1817 года приняла православие с именем Александра Фёдоровна и 25 июня (7) июля 1817 года обручилась с Николаем Павловичем[1]. При миропомазании получила титул великой княжны и орден Святой Екатерины 1-го класса. Венчание состоялось в день рождения княжны — 1 (13) июля 1817 года в церкви Зимнего дворца[2][3]. Перед свадьбой будущая великая княгиня писала: «Я много плакала при мысли, что мне придётся встретиться с вдовствующей государыней, рассказы о которой меня напугали». И всё же впоследствии между Марией Фёдоровной и её невесткой сложились достаточно хорошие отношения (чего нельзя сказать об её отношениях с императрицей Елизаветой Алексеевной). После венчания получила титул великой княгини.

При русском дворе новую великую княгиню приняли любезно. «Нам памятна её величественная и строгая фигура, представлявшая законченный тип немецкой красоты», — писал современник[4]. Александра Фёдоровна отличалась грациозностью, любезностью и весёлостью. Компанию ей составляла близкая с детства подруга, графиня Цецилия Гуровская, ставшая женой русского офицера Фредерикса. Хотя Александра и выучила русский язык (под руководством поэта Жуковского), изъясняться всю жизнь предпочитала по-немецки.

Брак Николая и Александры оказался многодетным, уже через девять месяцев после свадьбы великая княгиня родила первенца, сына Александра, названного в честь дяди, императора Александра I. Вот что писала Александра Фёдоровна после родов:

В 11 часов утра я услыхала первый крик моего первого ребенка. Нике целовал меня… не зная еще, даровал нам Бог сына или дочь, когда матушка, подойдя к нам, сказала: «Это сын». Счастье наше удвоилось, однако, я помню, что почувствовала что-то внушительное и грустное при мысли, что это маленькое существо будет со временем императором[5].

Будущая императрица, переехавшая в 1825 году в Петергоф, болезненно переживала период неопределённости, связанный с отречением от престола цесаревича Константина. При получении известия о восстании декабристов она бросилась в придворную церковь молиться о благополучии своего семейства. От пережитого волнения у неё развились тик лица и нервная болезнь, из-за которой пришлось несколько раз откладывать коронацию. На следующий день после восстания она записала в своём дневнике:

Я думала, что мы уже достаточно выстрадали и вынесли. Но волею неба нам было суждено иное. Вчерашний день был самый ужасный из всех, когда-либо мною пережитых... Нельзя было скрывать от себя опасности этого момента. О, господи, уж одного того, что я должна была рисковать драгоценнейшей жизнью, было достаточно, чтобы сойти с ума... Боже, что за день! Каким памятником останется он на всю жизнь!..

Услышав о том, что жёны декабристов поехали вслед за мужьями на каторгу, Александра Фёдоровна записала в своем дневнике: «О, на их месте я поступила бы так же!»[6][7]

В молодости Александра Фёдоровна была изрядной кокеткой, сорила деньгами на лучших курортах Европы, почти каждый год ездила с мужем в Германию. Она упомянута в блестящей строфе «Евгения Онегина», которая не вошла в окончательную редакцию романа, под именем Лаллы-Рук. Таково было придворное прозвище императрицы (nom de société). В эпоху романтизма, когда все поэты и художники воспевали красоты Италии, императрице страстно хотелось побывать в этой стране. Чтобы утолить эту жажду, Николай велел построить для неё в Петергофе павильон в «помпеянском» стиле. В Москве же её имя получил Александрийский дворец.

Украинский поэт Тарас Шевченко так изобразил сатирический портрет императрицы:
…Цариця- небога,
Мов опеньок засушений,
Тонка, довгонога,
Та ще, на лихо, сердешне
Хита головою.
Так оце-то та богиня![8]

Согласно воспоминаниям современников, «когда Николай I прочел пасквиль Т.Шевченко на императрицу, то пришел в великий гнев, и вот его собственные слова: „Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но ее-то за что?“»[9]

После вступления супруга на российский престол получила титул императрицы. Коронация Николая I и Александры Фёдоровны состоялась 22 августа 1826 года в Успенском соборе Кремля[10][11]. Во время коронации на императрицу были возложены знаки ордена Святого Андрея Первозванного[12].

Император Николай I питал к своей жене, этому хрупкому, безответственному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствует. Для него эта была прелестная птичка, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, которую он кормил нектаром и амброзией, убаюкивал мелодиями и ароматами, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золоченых решеток своей клетки.

— фрейлина Анна Тютчева

12 (24) мая 1829 в Сенаторском зале Королевского замка состоялась коронация Николая I и Александры Фёдоровны на Царство Польское — уникальный случай в истории России и Польши.

Во время пожара Зимнего дворца император приказал в первую очередь спасать письма, которые писала ему Александрин из Германии в период их помолвки. Семейное счастье омрачало её расстроенное здоровье (она выносила восьмерых детей) и неспособность приспособиться к климату Петербурга. Из-за частых болезней она была вынуждена уезжать лечиться на европейские курорты. Душевную боль приносили ей мимолётные увлечения мужа, особенно его связь с Варварой Нелидовой, возникшая после того, как врачи уверили государыню в опасности новой беременности для её жизни и посоветовали прекратить половые отношения с мужем.

При этом собственный круг мужских друзей Александры Фёдоровны в 1830-е годы составляли молодые кавалергарды Скарятин, Куракин, Дантес, Бетанкур и Александр Трубецкой, которого в письмах к подруге Софи Бобринской императрица ласково называла «Бархат»[13]. Подобно мужу, она не выносила запаха табака и впоследствии заставила своего первенца расстаться с этой пагубной привычкой. Распорядок дня императрицы, по словам современника[14], был следующим:

Трудовой день императрицы начинается с раннего утра смот­рами и парадами. Затем начинаются приемы. Императрица уеди­няется на четверть часа, после чего отправляется на двухчасовую прогулку в экипаже. Далее, перед поездкой верхом, она прини­мает ванну. По возвращении — опять приемы. Затем она посещает несколько состоящих в её ведении учреждений или кого-либо из своих приближенных. После этого сопровождает императора в один из лагерей, откуда спешит на бал. Так проходит день за днем, подтачивая её силы. Поговаривают, что у неё чахотка, и опасаются, как бы зима в Петербурге не оказалась роковой для её здоровья, но ни за что на свете она не решится провести шесть месяцев вдали от императора.

Александра Фёдоровна умела владеть собой, скрывать под маской безоблачного счастья обиды и слёзы, старалась казаться здоровой и весёлой, когда её мучила лихорадка. Маркиз де Кюстин в 1839 году отмечал, что императрица не только танцевала все полонезы на свежем воздухе с открытой головой и обнажённой шеей, но и «будет танцевать до тех пор, пока у неё не станет сил держаться на ногах». При этом он не преминул отметить, что в свои сорок лет государыня выглядит гораздо старше своего возраста:

Императрица обладает изящной фигурой и, несмотря на её чрез­мерную худобу, исполнена, как мне показалось, неописуемой грации. Она была сильно взвол­нована и казалась мне почти умирающей. Нервные конвульсии безобразили черты её лица, заставляя иногда даже трясти головой. Её глубоко впавшие голубые и кроткие глаза выдавали сильные страдания, переносимые с ангельским спокойствием. Императрица преждевременно одряхлела и, увидев её, никто не может определить её возраста. Она так слаба, что кажется совершенно лишенной жизненных сил. Жизнь её гаснет с каждым днем; императрица не принадлежит боль­ше земле...

В 1845 году, когда врачи велели Александре Фёдоровне ехать для поправки здоровья на юг, в Палермо, казавшийся несгибаемым император умолял их со слезами: «Оставьте мне мою жену!» Не в силах вынести разлуку, он совершил путешествие на Сицилию (в сопровождении фрейлины Нелидовой, с которой императрица к тому времени смогла наладить отношения). В 1837 году он начал для неё строительство приморского дворца в Ореанде, однако там Александра Фёдоровна, искренне любившая Крым, побывала лишь однажды. С годами она предпочитала всё больше времени проводить на Лазурном берегу.

В 1854 году Александра Фёдоровна была как никогда близка к смерти. Через год, после кончины Николая I, она затворилась в Александровском дворце и на протяжении пяти лет носила титул вдовствующей императрицы. Она была окружена избранным кругом любимых фрейлин, читавших ей на ночь Шиллера и Гёте; среди них была и Варвара Нелидова. В эти годы императрица всё чаще болела, лечилась в Швейцарии, Ницце и Риме, а вернувшись из заграничной поездки в июле 1860 года уже не переставала хворать. Александра Фёдоровна скончалась 20 октября 1860 года в Царском Селе, ей было шестьдесят два года. Отпевание состоялось 5 ноября[15]; похоронена в Петропавловском соборе.

Дети

Киновоплощения

Родословная

Предки Александры Федоровны
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Фридрих Вильгельм I
Король Пруссии
 
 
 
 
 
 
 
8. Август Вильгельм Прусский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. София Доротея Ганноверская
 
 
 
 
 
 
 
4. Фридрих Вильгельм II
Король Пруссии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Фердинанд Альбрехт II Брауншвейг-Вольфенбюттельский
 
 
 
 
 
 
 
9. Луиза Амалия Брауншвейг-Вольфенбюттельская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Антуанетта Амалия Брауншвейг-Вольфенбюттельская
 
 
 
 
 
 
 
2. Фридрих Вильгельм III
Король Пруссии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Людвиг VIII (ландграф Гессен-Дармштадта)
 
 
 
 
 
 
 
10. Людвиг IX (ландграф Гессен-Дармштадтский)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Шарлотта Кристина Ганау-Лихтенбергская
 
 
 
 
 
 
 
5. Фридерика Луиза Гессен-Дармштадтская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Христиан III (герцог Пфальц-Цвейбрюккена)
 
 
 
 
 
 
 
11. Генриетта Каролина Пфальц-Биркенфельдская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Каролина Нассау-Саарбрюкенская
 
 
 
 
 
 
 
1. Александра Федоровна
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Адольф Фридрих II Мекленбург-Стрелицкий
 
 
 
 
 
 
 
12. Карл Мекленбург-Стрелицкий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Кристиана Эмилия Шварцбург-Зондерсгаузенская
 
 
 
 
 
 
 
6. Карл II (великий герцог Мекленбург-Стрелица)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Эрнст Фридрих I Саксен-Гильдбурггаузенский
 
 
 
 
 
 
 
13. Елизавета Альбертина Саксен-Гильдбурггаузенская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. София Альбертина Эрбах-Эрбахская
 
 
 
 
 
 
 
3. Луиза Мекленбург-Стрелицкая
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Людвиг VIII (ландграф Гессен-Дармштадта) (=20)
 
 
 
 
 
 
 
14. Георг Вильгельм Гессен-Дармштадтский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Шарлотта Кристина Ганау-Лихтенбергская (=21)
 
 
 
 
 
 
 
7. Фридерика Гессен-Дармштадтская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Кристиан Карл Лейнинген-Дагсбург-Фалькенбургский
 
 
 
 
 
 
 
15. Мария Луиза Альбертина Лейнинген-Дагсбург-Фалькенбургская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Катарина Поликсена Сольмс-Рёдельхеймская
 
 
 
 
 
 
</center>

Напишите отзыв о статье "Александра Фёдоровна (жена Николая I)"

Примечания

  1. Александр I. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php?part=161&regim=3 Манифест. Об обручении Великого Князя Николая Павловича с Принцессою Шарлотою, Дщерию Короля Прусского] // Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. — СПб.: Типография II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1830. — Т. XXXIV, 1817, № 26939. — С. 421—424.
  2. Александр I. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php?part=161&regim=3 Манифест. О бракосочетании Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Павловича с Дщерию Его Величества Короля Прусского, нареченную Великою Княжною Александрою Федоровною] // Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. — СПб.: Типография II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1830. — Т. XXXIV, 1817, № 26951. — С. 438.
  3. Федорченко В. И. Императорский Дом. Выдающиеся сановники: Энциклопедия биографий: В 2 т. — Красноярск: БОНУС; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. — Т. 1. — С. 33—34. — ISBN 5-7867-0058-5.
  4. «Русские портреты XVIII и XIX столетий». Том 5. № 26.
  5. Во время родов 17 (29) апреля 1818 г. Александра Фёдоровна не знала, что рожает не просто великого князя, а будущего императора, так как цесаревич Константин отрёкся от престола и правящий император Александр I назначил своим наследником Николая Павловича в манифесте от 16 (28) августа 1823 г.
  6. Тарасов Б. Н. [books.google.ru/books?id=48-kKBIhO2oC&pg=PA229&lpg=PA229&dq=%22О,+на+их+месте+я+поступила+бы+так+же%22&source=bl&ots=THDIT6sLHc&sig=xoo92KEkhj3AsliRcdJqnAmB1RA&hl=ru&sa=X&ei=biK4VJL1N4jjywPGyYLYDg&ved=0CCMQ6AEwAQ#v=onepage&q=%22О,%20на%20их%20месте%20я%20поступила%20бы%20так%20же%22&f=false Николай Первый — рыцарь самодержавия.] — М.: OЛMA Медиа Групп, 2007, с. 229
  7. [historyperson.ru/aleksandra-fedorovna-supruga-nikolaya-i/ Исторические личности. Александра Федоровна — супруга Николая I]
  8. Сон (У всякого своя доля…) В украинской Викитеке
  9. [litopys.org.ua/shevchenko/belinsky.htm Письмо В. Г. Белинского к П. В. Анненкову, <1—10 дек. 1847>] — В. Г. Белинский. Полн. собр. соч. в 13-ти тт. — Т.12: Письма 1841—1848. — М., 1956. — С. 435—442; 568—572.
  10. Высочайший манифест. // «Московския ведомости», 25 августа 1826, № 68, стр. 2717—2722; ibid., 2722—2723 (краткое описание коронационных торжеств).
  11. [chron.eduhmao.ru/page_8_22_0p.html Коронация императора Николая I]
  12. Карабанов П. Ф. Списки замечательных лиц русских / [Доп.: П. В. Долгоруков]. — М.: Унив. тип., 1860. — 112 с. — (Из 1-й кн. «Чтений в О-ве истории и древностей рос. при Моск. ун-те. 1860»)
  13. Раевский Н. Д. Ф. Фикельмон о дуэли и смерти Пушкина // Избранное. — М.: Художественная литература, 1978. — С. 321.
  14. Из книги «Россия в 1839 году».
  15. «Санктпетербургскія Вѣдомости». 8 ноября 1860, стр. 1295.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Александра Фёдоровна (жена Николая I)

– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.