Александр Александрович (сын Александра III)

Александр Александрович
Единственная (посмертная) фотография великого князя Александра Александровича
Дата рождения:	26 мая (7 июня) 1869(1869-06-07)
Место рождения:	Александровский дворец, Царское Село, Российская империя
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	20 апреля (2 мая) 1870(1870-05-02)
Место смерти:	Александровский дворец, Царское Село, Российская империя
Отец:	Великий князь Александр Александрович
Мать:	Великая княгиня Мария Фёдоровна
Награды и премии:

Александр Александрович (26 мая (7 июня) 1869 — 20 апреля (2 мая) 1870) — российский великий князь, второй ребёнок и сын великого князя Александра Александровича и Марии Фёдоровны. Был третьим, после отца и старшего брата Николая, в порядке престолонаследия.

Умер от менингита; единственная его фотография сделана родителями посмертно. Похоронен в Петропавловском соборе в Петербурге.

Смерть «ангела Александра» после скоротечной болезни тяжело переживалась родителями, судя по их дневникам, и стала первой потерей родственников в жизни Марии Фёдоровны (ей предстояло пережить не только Александра, но и всех своих сыновей). Великого князя Александра на смертном одре зарисовал И. Н. Крамской. Смерть маленького Александра послужила сближению родителей, незаметному в первые годы брака. Перед гробом с телом ребёнка по ночам дежурил aдъютант цесаревича Александра (будущего Александра III) Сергей Дмитриевич Шереметев, сопровождавший тело верхом в крепость.

Отрывок, характеризующий Александр Александрович (сын Александра III)

Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.