Россия в 1839 году

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Россия в 1839 году» (фр. La Russie en 1839) — путевые записки маркиза Астольфа де Кюстина, изданные им в 1843 году. Маркиз посетил Россию в 1839 году, провёл там 3 летних месяца, в течение которых он почти ежедневно записывал свои наблюдения и размышления в виде писем своим друзьям. По приезде во Францию, маркиз переработал их в книгу, которую издал в 1843 году. Первое же издание было раскуплено за 8 недель. В том же 1843 году книга была переведена и издана в Германии и Англии. С 1843 по 1855 год в Европе и Соединённых Штатах было продано около 200 000 экземпляров.





Предыстория создания

Обнаружив страсть и интерес к написанию путевых заметок, Кюстин опубликовал впечатления о поездке в Испанию. Рассказ имел успех, а Оноре де Бальзак, в свою очередь, посоветовал Кюстину дать оценку другим «полуевропейским» частям Европы, таким как Южная Италия и Россия. В конце 1830-х годов вышла в свет книга  Алексиса де Токвиля «О демократии в Америке», в последней главе которой содержится намек на то, что будущее принадлежит России и США. За сим Кюстин сделал вывод, что Россия представляет интерес ничуть не меньший, чем Америка, и станет его следующим пунктом назначения, заслуживающим пристального внимания — некоторые историки в силу этих причин окрестили маркиза «Тосквилем России»[1].

Кюстин посетил Россию в 1839 году, побывав в Москве, Ярославле и некоторых других городах, большую часть своего времени провёл в Санкт-Петербурге. Будучи консерватором и реакционером в своей стране, и опасаясь, что демократия неизбежно приведёт к власти толпу во Франции, в России Кюстин надеялся найти аргументы против демократической формы правления, но он, напротив, был потрясён русской формой самодержавия и, в равной степени, рабством русского народа и его очевидным согласием на собственное угнетение.

Содержание

В июне 1839 года маркиз де Кюстин отплывает на корабле из немецкого Любека и прибывает в Кронштадт. В Петербурге он проводит несколько недель, бывает на балах, знакомится с высшим обществом Российской империи, его принимает у себя Николай I. После знакомства со столицей, маркиз решает осмотреть страну, для чего ему приставляют сопровождение. Его путь лежит сначала через Москву, потом Ярославль, Владимир, Нижний Новгород, потом снова Москва и, после 3 месяцев путешествия, прибывает наконец назад в Петербург, откуда он возвращается во Францию.

Через 4 года в Париже выходит книга, содержащая размышления и наблюдения маркиза, записанные им во время русского путешествия. В них описывается Россия в крайне тёмных тонах. Российской знати он приписывает лицемерие и лишь имитацию европейского образа жизни. В России маркизу трудно дышать — повсюду он чувствует тиранию, исходящую от царя. Отсюда вытекает рабский характер русских, живущих к тому же как роботы, заключенные в узкие рамки повиновения. В России действует принцип пирамидального насилия: царь имеет абсолютную власть над дворянством и чиновниками, которые в свою очередь также полные властители над жизнью своих подчинённых и так вплоть до крепостных, которые выплескивают свою жестокость друг на друга и на семью. В обратном направлении пирамиды действуют заискивание и лицемерие перед выше стоящими. По мнению Кюстина, русские, не любя европейскую культуру, имитируют её для того, чтобы с её помощью стать могущественной нацией. Признак этого, по мнению Кюстина, — сильно выраженное честолюбие русских. И только простых крестьян, живущих свободно в провинции, Кюстин хвалит за их простой и свободолюбивый характер.

Критикуя тиранию и единовластие царя как институт российского правления, Кюстин тем не менее пишет, что единственный человек в России, с которым ему было приятно общаться и который был достаточно образован и возвышен душою — Николай I.

Издания

Первое издание, состоящее из 4 томов и более 1200 страниц, вышло в Париже в 1843 году и, хотя по тем временам цена за издание была очень высока (30 франков), сразу же было распродано. До 1855 года во Франции книга переиздаётся ещё 3 раза, но спрос на неё был так велик, что параллельно в Бельгии печатаются и распродаются ещё 4 нелицензионных издания на французском языке. В Германии и Англии выходят переводы в 1843 году, отдельный перевод и издание в США в 1855 году.

В России, из-за её русофобского содержания[2][нужна атрибуция мнения], книга сразу же попадает под запрет, хотя и контрабандно провезённые экземпляры читаются российской аристократией в оригинале на французском языке. Только в 1891 году российский читатель имеет возможность прочесть на русском языке некоторые отрывки из книги, опубликованные в журнале «Русская старина». В 1910 году издаётся пересказ книги «Записки о России французского путешественника маркиза де Кюстина», в 1931 году — сильно сокращённое и цензированное издание «Ля Рюсси» выходит в Издательстве политкаторжан под названием «Николаевская Россия», которое переиздается в 1990 и 2007 годах. И только в 1996 году российский читатель знакомится с полностью переведенным и комментированным изданием записок де Кюстина. Это же издание переиздаётся в 2000, 2003, 2006 и 2008 годах, в 2009 выходит аудиокнига.

В Европе «Ля Рюсси» переиздается в 1946 во Франции, в 1985 в Германии, в США выходят 4 издания: 1951, 1971, 1987 и 1989 годов, в Великобритании в 1991.

Отношение к книге вне России

С изданием «Ля Рюсси» Кюстин завален письмами похвалы со всей Европы.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5133 дня] Достаточно сказать, что король Франции Луи Филипп заказал «Ля Русси» для своей личной библиотеки.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5018 дней] Король Бельгии отозвался положительно о книге. Германскому кайзеру Фридриху Вильгельму IV читал вслух «Ля Рюсси» Александр фон Гумбольдт[3].

В предисловии к американскому изданию 1951 года, дипломат и посол в СССР, генерал Уолтер Смит пишет: «Здесь мы встречаем красочные, драматичные и точные описания России и русских… перед нами политические наблюдения столь проницательные, столь вневременные, что книга может быть названа лучшим произведением, когда-либо написанным о Советском Союзе».

В аннотации к американскому изданию «Ля Рюсси» 1987 года американский политик Збигнев Бжезинский пишет:

Ни один советолог ещё ничего не добавил к прозрениям де Кюстина в том, что касается русского характера и византийской природы русской политической системы. В самом деле, чтобы понять современные советско-американские отношения во всех их сложных политических и культурных нюансах, нужно прочитать всего лишь две книги: «О демократии в Америке» де Токвиля и кюстинскую «Ля Рюсси».

В предисловии к последнему американскому изданию 1989 года, историк проф. Бурстин говорит о Маркизе: «Его вдохновенный и красноречивый рассказ напоминает нам, что под покрывалом СССР все ещё скрывается Россия — наследница Империи Царей».

Публикации и исследования о книге

В России, за исключением нескольких статей последних лет, исторических исследований книги не публиковалось. В Европе и США о «России в 1839 году» написано довольно много исследований, почти все они отзываются положительно о книге, хотя оценка исторического дискурса описанных в книге явлений противоречива и научно недостаточно оправдана.

С выходом первого издания «Ля Рюсси», по поручению жандармского ведомства, несколько современных Кюстину русских авторов, опубликовали во Франции критические отзывы на его книгу. Среди них можно назвать «Un mot sur l’ouvrage de M. de Custine, intitulé: La Russie en 1839» (1843) Ксаверия Лабенского, "Examen de l’ouvrage de M. le marquis de Custine intitulé « La Russie en 1839» (1843) Николая Греча, «Encore quelques mots sur l`ouvrage de M. de Custine: La Russie 1839» генерала Михаила Ермолова, а также «La Russie en 1839 revee par M. de Custine, ou Lettres sur cet ouvrage, ecrites de Frankfort» (1844) и «Lettre d`un Russe a un jornaliste francais sur les diatribes de la presse anti-russe» (1844) Якова Толстого. Против кюстинской книги также написал опровержение И. Головин, который единственный из названных русских авторов не работал по заданию жандармского ведомства: "Discours sur Pierre de Grand prononce a l`Athenee, le 20 mai 1844. Refutation du livre de M. le marquis de Custine intitule «La Russe en 1839» (1844). Во французской прессе выходят в основном, за некоторыми исключениями, похвальные рецензии.

К крупным исследованиям «Ля Рюсси» уже XX века следует отнести биографию Кюстина француза Альберта Луппе (1957), исследование немца Кристиана Зигриста (1959/1990), анализ «Ля Рюсси» Джорджа Кеннана (1972), сравнительное исследование «Ля Рюсси» и «О демократии» Токвиля в книге Ирены Грудзинска Гросс (1991) и сравнительно большое исследование Анки Мюльштайн (1999).

Напишите отзыв о статье "Россия в 1839 году"

Примечания

  1. Caplan, Bryan. [econfaculty.gmu.edu/bcaplan/museum/czar1.htm "Czarist Origins of Communism, I"]. Museum of Communism. Retrieved 2006-06-10.
  2. 1) Christian Sigrist, Das Russlandbild des Marquis de Custine. Von der Zivilisationskritik zur Russlandfeindlichkeit, Frankfurt 1990, S. 26., 2) George F. Kennan, The Marquis de Custine and His Russia in 1839. London 1972., 3) Francine-Dominique Liechtenhan, Astolphe de Custine voyageur et philosophe, Paris 1990., 4) Хождение к варварам. Ксения Мяло, 1994
  3. Albert Marie Pierre de Luppé, Astolphe de Custine, Monaco 1957.

Литература

  • Christian Sigrist, Das Russlandbild des Marquis de Custine. Von der Zivilisationskritik zur Russlandfeindlichkeit, Frankfurt 1990.
  • Irena Grudzinska Gross, The Scar of Revolution, Custine, Tocqueville, and the Romantic Imagination, Berkeley 1991.
  • Anka Muhlstein. Astolphe de Custine: The Last French Aristocrat, London 2001.
  • Astolphe de Custine, Journey For Our Time: The Journals of the Marquis de Custine. Ed. Phyllis Penn Kohler, Washington 1987.
  • Astolphe de Custine, Journey For Our Time: The Journals of the Marquis de Custine. Ed. Phyllis Penn Kohler, London 1951.
  • Astolphe de Custine, Empire of the Czar. A Journey Through Ethernal Russia, Auklend 1989.
  • George F. Kennan, The Marquis de Custine and His Russia in 1839. London 1972.
  • Albert Marie Pierre de Luppé, Astolphe de Custine, Monaco 1957.
  • Francine-Dominique Liechtenhan, Astolphe de Custine voyageur et philosophe, Paris 1990.
  • Julien Frédéric Tarn, Le Marquis de Custine ou les Malheurs de l’exactitude, Paris, 1985.

См. также

Ссылки

  • «Россия в 1839 году» в оригинале (фр.): [www.gutenberg.org/etext/25755 Том I], [www.gutenberg.org/etext/25850 Том II], [www.gutenberg.org/etext/27267 Том III], [www.gutenberg.org/etext/27345 Том IV]
  • [www.hrono.ru/libris/lib_k/kus_00.html «Россия в 1839 году» (русс.)]
  • [www.patriotica.ru/enemy/kozh_kustin.html «Маркиз де Кюстин как восхищённый созерцатель России», статья Вадима Кожинова]
  • [www.pseudology.org/Literature/HozhdenieMyalo.htm «Хождение к варварам», статья Ксении Мяло]
  • [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/CUSTINE_2.HTM В. А. Мильчина, А. Л. Осповат — Петербургский кабинет против маркизе де Кюстина: Нереализованный проект С. С. Уварова]
  • [www.oxonianreview.org/wp/the-marquis-de-custine-and-the-question-of-russian-history Статья о книге](англ.)
  • [www.nzz.ch/2002/07/02/fe/article87A9C.html Рецензия на книгу](нем.)

Отрывок, характеризующий Россия в 1839 году

Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.