Григорян, Марк Владимирович (журналист)
Поделись знанием:
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
| Марк Владимирович Григорян | |
| арм. Մարկ Գրիգորյան | |
 | |
| Род деятельности: |
журналист |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: |
Армения |
| Отец: |
Владимир Маркович Григорян |
| Мать: |
Рита Завгородняя |
| Супруга: |
Каринэ Энфенджян |
| Дети: |
Тигран Григорян, Маргарита Сьюрсен |
| Награды и премии: |
Hellman/Hammett |
| Сайт: |
[markgrigorian.livejournal.com Блог] |
Марк Влади́мирович Григоря́н (арм. Մարկ Գրիգորյան, 3 мая 1958, Ереван) — армянский и британский журналист. Внук архитектора Марка Григоряна [1], брат музыковеда Левона Акопяна.
В 1980 году, окончив Ереванский государственный университет, поступил на работу в Ереванский научно-исследовательский и проектный институт автоматизированных систем управления городом (ЕрНИПИ АСУГ).
Диссертацию по специальности «Русский язык» защитил в 1989 году в Институте русского языка имени В. В. Виноградова Академии Наук СССР (ныне — РАН) [2].
Преподавал в ереванской школе им. Пушкина и университетах (Ереванский государственный университет и университет «Анания Ширакаци»).
В профессиональную журналистику пришел в 1993 году в качестве заместителя редактора газеты «Свобода» в Ереване. В 1995—1996 работал в журнале AIM (Armenian International Magazine).
Сотрудничал со многими изданиями в Армении и за рубежом. Автор и редактор 16 книг, множества научных и журналистских статей. Один из основателей Института Кавказа в Ереване.
22 октября 2002 года пережил покушение на свою жизнь[3][4].
Работал на Русской службе BBC в Лондоне, передача «Ранний час». До 26 марта 2011 года вместе с Севой Новгородцевым вёл передачу «Бибисева»[5].
В 2003 получил журналистскую премию Hellman/Hammett, вручаемую ежегодно в знак «признания храбрости перед лицом политических преследований»[6].
Публикации
- «[www.library.cjes.ru/online/?b_id=828 Прикладное религиоведение для журналистов]» — Права человека, Москва, 2009 (автор и редактор).
- «[www.reportingfromwithin.com/foreword/ Reporting on HIV/AIDS]». — London, 2008. (With Sandrine Amiel, Jeanne Lawler, Nora T. Schenkel, and Helen Sewell).
- «[www.unesco.org/ulis/cgi-bin/ulis.pl?catno=159228&set=4CB1D3C7_3_197&gp=1&lin=1&ll=1 Справочник для журналистов работающих в постконфликтных зонах (Северный Кавказ)]» — Москва, 2007 (соавтор).
- «[www.library.cjes.ru/online/?b_id=739 Прикладная конфликтология для журналистов]» — Права человека, Москва, 2006 (автор и редактор). Книга переведена на румынский.
- «[www.library.cjes.ru/online/?b_id=748 Пособие по журналистике]» — Права человека, Москва, 2009. Книга переведена [www.scribd.com/doc/56407152/Mark-Grigoryan-Manual-de-Jurnalism на румынский].
- «Президентские выборы. Армения 2003» — Ереван, 2003. (На армянском, русском, английском).
- «[www.cimera.org/files/reports/SR1/Cover-Contents.pdf The Media Situation in Tajikistan. October 2000]». — CIMERA, Geneva, 2002. (соавтор)
- «Республика Армения. Выборы. 2000» — Ереван, 2000. (автор и редактор, на армянском, русском, английском).
- Vladimir Grigorian. Year 2000. A Diary. — Yerevan, 2002 (редактор и издатель).
- «[iwpr.net/sites/default/files/pollsapart.pdf Polls Apart. Media Coverage of the Parliamentary Elections, Belarus, October 2000]» — London, Institute for War and Peace reporting, 2001 (автор и редактор).
- «Mass Media in Armenia» — Yerevan, 1996. (автор и редактор)
- «Mass Media in Armenia. Evaluations and Self-Evaluations» — Yerevan, 1997. (автор и редактор)
- «Elections. Guide for Journalists» — Yerevan, 1999. (автор и редактор)
- «Monitoring the Media Coverage of the May 1999 Parliamentary Elections in Armenia. Final Report. July 1999» — Dusseldorf, European Institute for the Media.
- «Monitoring the Media Coverage of the March 1998 Presidential Elections in Armenia. Final Report. July 1998» — Dusseldorf, European Institute for the Media.
- «Monitoring the Media Coverage of the 1996 Armenian Presidential Elections. Final Report. 20 January 1997» — Dusseldorf, European Institute for the Media.
Напишите отзыв о статье "Григорян, Марк Владимирович (журналист)"
Примечания
- ↑ Ноев Ковчег. № 3 (162) Февраль (1-15) 2011 года. [noev-kovcheg.ru/mag/2011-03/2394.html История двух династий]
- ↑ [www.ruslang.ru/agens.php?id=aspirant2 Защиты кандидатских диссертаций аспирантами и соискателями Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН (1980—2004 гг.)]
- ↑ Committee to Protect Journalists. [cpj.org/2003/03/attacks-on-the-press-2002-armenia.php Attacks on the Press 2002: Armenia]
- ↑ Reporters Without Borders. 24 October 2002. [en.rsf.org/armenia-grenade-attack-injures-24-10-2002,04157.html Grenade attack injures investigative journalist]
- ↑ [www.bbc.co.uk/russian/radio/radio_bbseva/2010/08/100826_bbseva_photos.shtml Ведущие «БибиСевы» Сева Новгородцев и Марк Григорян]
- ↑ International Freedom of Expression Exchange. 30 July 2003. [www.ifex.org/international/2003/07/30/hellman_hammett_grants_awarded/ Hellman/Hammett grants awarded to 28 writers from 13 countries]
Отрывок, характеризующий Григорян, Марк Владимирович (журналист)
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
