Коста, Адемир да

Адемир да Коста
Ademir Sidney Ferreira da Costa
Имя при рождении:	Ademir Sidney Ferreira da Costa
Дата рождения:	29 марта 1961(1961-03-29) (63 года)
Гражданство:	Бразилия
Учителя:	Масутацу Ояма, Исобэ
Звания:	Кантё
Достижения
чемпион Бразилии (1978), призёр чемпионатов мира, основатель Сэйвакай

Адемир да Коста (Ademir da Costa, род. 29 марта 1961) — бразильский мастер каратэ стиля Кёкусинкай, один из немногих бойцов, прошедших хякунин-кумитэ после введения в международную практику ударов маваси-гэри гэдан (лоу-кик), один из внутренних учеников (ути-дэси) Масутацу Оямы. Основатель стиля Сэйвакай.

Адемир да Коста начал заниматься каратэ у мастера Исобэ в 1974 году и в 1978 году стал чемпионом Бразилии. Дебют да Косты на чемпионате мира состоялся в 1979 году. На этом чемпионате он проиграл бой Дольфу Лундгрену, который был тяжелее на 15 килограммов. На 14-м Всеяпонском чемпионате, перед которым да Коста три месяца тренировался в Японии, он занял третье место и получил приз за лучший боевой дух.

Стиль да Косты

Стиль, в котором работал да Коста на соревнованиях сочетает силу, гибкость, хорошую технику и боевой дух. Будучи левшой, да Коста работал в правосторонней стойке, часто держа ладони раскрытыми. Его стиль стал более агрессивным на Чемпионате мира 1987 года. Интересной особенностью боевого стиля да Косты было использование удара ёко-гэри левой ногой, что чрезвычайно редко встречается на соревнованиях. Для выполнения этого удара да Коста выносил колено левой ноги к правому плечу, после чего выполнял удар с одновременным поворотом к сопернику левым боком. Такой поворот существенно увеличивал силу удара.

Хякунин-кумитэ

Адемир да Коста прошёл хякунин-кумитэ 25 апреля 1987 года. Подготовка к нему началась за год до испытания. Ежедневно он пробегал пятикилометровый кросс и каждую неделю проводил по 50 боёв подряд. Регламент каждого боя в хякунин был установлен в две минуты. Да Коста поставил себе задачу как можно больше боёв выиграть нокаутом, чтобы сократить общее время испытания. Его бои осложняло то, что тем из его противников, кто сможет нокаутировать его, был обещан внеочередной пояс. Тем не менее, Адемир да Коста успешно выдержал все поединки, выиграв 74 боя по иппон и сведя 26 боёв на ничью. Общее время испытания составило 2 часа 50 минут. По словам да Косты это было самым суровым испытанием в его жизни: «На два дня я был помещён в стационар и ещё целую неделю моя моча была красной от крови. Меня тошнило даже от выпитой воды. Я страдал от внутренних гематом, в животе, печёнке и селезёнке».

Адемир да Коста является единственным, помимо самого Оямы, человеком, прошедшим хякунин-кумитэ, ученик которого также прошёл хякунин-кумитэ.

Сэйвакай

После смерти Масутацу Оямы и раскола созданной им организации IKO да Коста остался в IKO под руководством Сёкэя Мацуи, однако покинул эту организацию в 1996 году, создав свой стиль Сэйвакай и Международную организацию Сэйвакай. Эта организация не имеет большого международного значения и представлена, главным образом, в Бразилии. Есть небольшие представительства в России, США, Японии и ряде латиноамериканских стран.

В настоящее время Адемир да Коста преподаёт каратэ в нескольких странах, в том числе в Японии и России.

Отрывок, характеризующий Коста, Адемир да

Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.