Дело YOGTZE
«Дело YOGTZE» (нем. YOGTZE-Fall, также нем. BAB-Rätsel, загадка автобана) — расследование смерти немецкого инженера Гюнтера Штолля (нем. Günther Stoll), наступившей в ночь с 25 на 26 октября 1984 года при весьма необычных обстоятельствах. 12 апреля 1985 года сюжет об этом деле был показан ZDF в программе «Aktenzeichen XY… ungelöst», что вызвало сохраняющийся до сих пор общественный интерес к нему.
Обстоятельства дела
Гюнтер Штолль (34 года на момент смерти) был инженером пищевой промышленности из Вильнсдорфа. Во время описываемых в данной статье событий он был безработным и страдал легкой формой паранойи. Он неоднократно говорил своей жене о неких людях, преследующих его с целью причинить ему вред, чему она не придавала особого значения, считая это одним из симптомов его болезни. Примерно в 11 часов вечера 25 октября 1984 г. он в очередной раз упомянул «их» в разговоре с женой, затем неожиданно воскликнул «Теперь мне все ясно!» (нем. Jetzt geht mir ein Licht auf!), написал на листке бумаги шесть букв «YOGTZE» и тут же зачеркнул их. Сразу после этого он ушел из дома и направился в свой любимый бар «Papillon», где заказал кружку пива. В баре он неожиданно потерял сознание и упал, разбив лицо об пол, причем свидетели позднее заявили, что он явно не был пьян. После этого он уехал из Вильнсдорфа на своем Volkswagen Golf I.
Около часа ночи 26 октября он приехал в свой родной город Хайгер и попытался попасть в дом местной жительницы Эрны Хелльфриц (нем. Erna Hellfritz), весьма религиозной женщины, которую он знал с детства. Недовольная столь поздним визитом, эта женщина посоветовала ему ехать домой. В ответ он сказал, что в эту ночь должно случиться нечто очень страшное (нем. Die Nacht passiert noch etwas. Was ganz Fürchterliches!), и ушёл. Вполне возможно, что за 2 часа, прошедшие между его отъездом из Вильнсдорфа и прибытием в Хайгер, с ним случилось ещё что-то, имеющее значение для расследования событий той ночи — но свидетелей, видевших его в тот промежуток времени, не нашлось.
Примерно в 3 часа той же ночи двое водителей грузовиков — Хольгер Мефферт (нем. Holger Meffert) и Георг Концлер (нем. Georg Konzler) — независимо друг от друга обратились в полицию с заявлением, что видели разбитый автомобиль Volkswagen Golf I в кювете на автомагистрали A45 в 100 километрах от Хайгера, и стоящего рядом с ним человека в светлой куртке, выглядевшего раненым. По прибытии на место происшествия полиция нашла Штолля в тяжёлом состоянии внутри машины, без какой-либо одежды на нём. Он всё ещё был в сознании и успел сказать, что его избили четверо мужчин, находившихся в машине вместе с ним. На вопрос, были ли эти мужчины его знакомыми или друзьями, он ответил отрицательно. Полицейские попытались доставить Штолля в госпиталь, но в ходе транспортировки он потерял сознание и умер.
Расследование
Эксперты, обследовавшие тело Штолля и место происшествия, пришли к весьма неожиданным выводам. Как оказалось, смерть Штолля наступила не в результате побоев или падения его машины в кювет — он был сбит другой машиной в другом месте и затем помещён неустановленными лицами на пассажирское сиденье своего VW Golf (возможно, с целью инсценировать несчастный случай). Кроме того, в этот момент на нем уже не было одежды. Осталось неясным, был ли он намеренно сбит предполагаемыми преступниками, или же он сам бросился под проезжавший автомобиль вследствие помутнения сознания (эта версия может объяснять и отсутствие одежды на нем), после чего водитель этого автомобиля попытался скрыть следы происшествия. Также осталось неизвестным, реально ли существовали четверо мужчин, якобы находившихся в машине вместе со Штоллем, или же его рассказ тоже являлся следствием его душевной болезни.
Следствие также допросило водителей, видевших в ту ночь автостопщика на трассе A45 вблизи места происшествия. Он вполне мог оказаться свидетелем происшествия, но его личность так и не удалось установить, как и личность человека в светлой куртке, которого видели рядом с машиной Штолля. В целом по делу YOGTZE было проверено около 1200 возможных подозреваемых, но оно так и не было раскрыто. Сам погибший был охарактеризован как неприметный и законопослушный человек, вряд ли замешанный в каких-то криминальных схемах. Впрочем, у следствия первоначально возникли подозрения, касавшиеся его поездок в Нидерланды по праздникам. Предполагалось, что он мог встречаться там с лицами, занимавшимися торговлей наркотиками, но в конечном итоге никаких доказательств этому найдено не было.
Смысл буквосочетания «YOGTZE» также остается неясным до сих пор. Если предположить, что оно не является результатом психического расстройства Штолля, а имеет какое-то отношение к причинам его гибели, то сколько-нибудь правдоподобные варианты его расшифровки все равно отсутствуют (хотя было замечено, что оно является анаграммой к слову «Zygote»). Возможно, Штолль хотел написать не «YOGTZE», а «YO6TZE» — что выглядит как радиолюбительский позывной, выданный в Румынии. Еще одно предположение утверждает, что Штолль имел в виду компонент йогурта с условным обозначением «TZE» — что может быть связано с его профессиональной деятельностью. Также было высказано [images.rapgenius.com/59c943ff9c197dfca52c57bc8b5aceb0.800x709x1.jpg предположение], что надпись могла состоять не из букв, а из цифр «027,906», хотя смысл этих цифр по-прежнему не ясен.
См. также
Источники
- Stefan Ummenhofer, Michael Thaidigsmann: Aktenzeichen XY… ungelöst — Kriminalität, Kontroverse, Kult. Villingen-Schwenningen: Romäus 2004. ISBN 3980927814 (стр. 192—194)
- [www.youtube.com/watch?v=Fk2QJk4zmGc Aktenzeichen XY… — выпуск № 174 от 12 апреля 1985 г.] (4:42-12:19)
- [listverse.com/2014/03/28/10-completely-mysterious-deaths-well-probably-never-solve/ 10 Completely Mysterious Deaths We’ll Probably Never Solve]
Напишите отзыв о статье "Дело YOGTZE"
Отрывок, характеризующий Дело YOGTZE
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
