Дешан, Леже-Мари

Леже-Мари Дешан
Научная сфера:	философия

Леже-Мари Дешан (фр. Léger-Marie Deschamps; 10 января 1716, Ренн ‒ 19 апреля 1774, Монтрёй-Белле) — французский философ-материалист и социалист-утопист, принадлежавший к ордену бенедиктинцев и бывший казначеем монастыря Монтрёй-Белле.

Сочинения

Своё учение изложил в неизданном им сочинении «Истина, или Достоверная система» («La Vérité, ou le vrai Système»), которому предшествовали две напечатанных им анонимно небольших работы: «Lettres sur l’esprit du siècle» (1769) и «La voix de la raison contre la raison du temps» (1770).

Рукопись основного сочинения Дешана, написанная в 1770-х годах, только в 1864‒1865 годах была обнаружена в архивах муниципальной библиотеки города Пуатье и обнародована профессором Эмилем Боссиром («Antécédents de l’hégélianisme dans la philosophie française»), открывшим также переписку Дешана с передовыми мыслителями его эпохи — Вольтером, Руссо, Гельвецием, д’Аламбером. Собственно, Боссир нашёл лишь две части рукописи этого произведения: ч. 1 — «Предварительные метафизические размышления» и ч. 4 — «Моральные рассуждения». На основе копий, сделанных в 1929 году азербайджанским ученым Дж. Г. Нагиевым во Франции, книга Дешана впервые увидела свет в Баку и в русском переводе: в 1930 году был издан 1-й том (второй так и не был опубликован). На языке оригинала часть материалов, обнаруженных Боссиром, была напечатана только в 1939 году. На недостающие ч. 2 («Разрешение загадки метафизики и морали в применении к богословию и современной философии») и ч. 3 («Метафизические рассуждения») в архивах Пуатье в 1910 году наткнулась русская исследовательница Ε. Д. Зайцева. После 1974 года наблюдался рост интереса к его наследию, и собрание сочинений Дешана было в итоге опубликовано к 1993 году.

Философия

Философия Дешана представляет собой видоизмененный рационалистические спинозизм, в то же время обнаруживая черты, предвосхищающие некоторые черты гегельянства — например, диалектику в форме учения о противоречивых элементах в истине. Провозглашал концепцию «универсального целого» как единства всех физических тел и конечной основы мира, проявлениями которой являются чувственные существа. Однако чувствам доступны лишь составляющие это «целое» части, а охватить безусловное знание о нём может лишь разум.

В истории человеческого общества выделял три стадии («состояния»): естественное (дикость, при которой отсутствует частная собственность), гражданское (при котором частная собственность существует и является основным злом), и будущий квазикоммунистический «строй нравственности» (в котором частная собственность прекратит своё существование, уступив место социальному равенству и общему благополучию). Считая религию «суррогатом истины», Дешан при этом находил атеизм возможным лишь в идеальном обществе, путь к которому видел в распространении «истины».

Литература

• Дешан Л.-М. Истина, или Истинная система. Ред. коллегия: В. М. Богуславский и др. Вступит, статья В. М. Богуславского. — М.: «Мысль», 1973. — 532 с.
• Волгин В. П. «Истинная система» Дешана // «Вопросы истории», 1957, № 12.

Отрывок, характеризующий Дешан, Леже-Мари

– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.