Дуглас, Джон Шолто

Джон Шолто Дуглас
John Sholto Douglas
Дата рождения:	20 июля 1844(1844-07-20)
Место рождения:	Флоренция
Дата смерти:	31 января 1900(1900-01-31) (55 лет)

Джон Шолто Дуглас (англ. John Sholto Douglas; 20 июля 1844, Флоренция — 31 января 1900) — девятый маркиз Куинсберри.

Несмотря на свой древний род, Куинсберри мало походил на аристократа — он был малообразованным и отличался буйным нравом (бил жену и детей), за что получил прозвище «Багровый маркиз». Репутация у него была тоже не самая лучшая из-за любви к грубым развлечениям вроде запрещённого тогда бокса, для которого он даже придумал правила (от 1867 года).

Роль в судьбе Уайльда

Именно маркиз Куинсберри собрал достаточно улик, чтобы Уайльда обвинили в непристойном поведении и отправили в тюрьму. Маркизу очень не нравилась так называемая дружба между его третьим сыном Альфредом и Уайльдом (особенно после того, как в руки отцу попали несколько двусмысленных писем к сыну (Уайльд просто не успел выкупить их у шантажиста). Дело в том, что старшего сына Куинсберри Фрэнсиса (который, если верить «De profundis» Уайльда, был фактическим главой семьи вместо полубезумного отца), несмотря на то, что тот был помолвлен, подозревали в связи с его непосредственным начальником — министром иностранных дел Арчибальдом Филиппом Примроузом, 5-м графом Розбери. Фрэнсис служил у него секретарём. Закончилась история трагически. Фрэнсиса нашли застреленным. Было ли это самоубийство, несчастный случай или тщательно замаскированное убийство, установить так и не удалось.

Альфред винил отца в смерти брата и решил во что бы то ни стало засадить маркиза в тюрьму. Вскоре представился случай: маркиз, давно преследовавший «соблазнителя» сына, врывавшийся в дом Уайльда с угрозами и даже пытавшийся устроить скандал на премьере «Как важно быть серьёзным», оставил Уайльду визитную карточку с провокационной надписью: «Позёру и содомиту». Альфред уговорил своего возлюбленного подать на маркиза в суд за клевету. Однако маркиз нашел с помощью детектива двенадцать свидетелей, готовых подтвердить своё близкое знакомство с Уайльдом, так что ему пришлось отозвать иск, а вскоре появиться в суде уже в качестве обвиняемого в непристойном поведении. Приговор был обвинительным: два года каторжных работ. Куинсберри не стремился именно посадить Уайльда. После того как маркиза признали невиновным в клевете, он сказал Оскару: «Сам можешь бежать, но если возьмешь с собой сына — пристрелю тебя, как собаку». Многие друзья тоже уговаривали Уайльда уехать, но тот отказался и попал на каторгу. По легенде, умер маркиз от удара (инсульта), обнаружив очередное любовное письмо Уайльда к Альфреду (написанное уже после выхода Уайльда из тюрьмы).

Семья

Был дважды женат. От первого брака (с Сибил Монтгомери) имел дочь и четверых сыновей: Фрэнсиса, Перси, Альфреда и еще одного.

Отрывок, характеризующий Дуглас, Джон Шолто

– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.