Ендрашко, Данель

Данель Ендрашко
Личная информация
Гражданство	Польша Польша
Специализация	каноэ, 500 м
Клуб	Поснания
Дата рождения	6 апреля 1976(1976-04-06) (48 лет)
Место рождения	Щецин, Польша
Рост	192 см
Вес	92 кг
Награды и медали Олимпийские игры Серебро Сидней 2000 С-2 500 м Чемпионаты мира Серебро Дартмут 1997 С-2 500 м Бронза Дартмут 1997 С-4 1000 м Серебро Сегед 1998 С-2 500 м Серебро Милан 1999 С-2 200 м Золото Милан 1999 С-2 500 м Золото Познань 2001 С-2 200 м Серебро Познань 2001 С-2 500 м Бронза Севилья 2002 С-4 500 м Золото Гейнсвилл 2003 С-2 200 м Золото Гейнсвилл 2003 С-2 500 м Чемпионаты Европы Золото Пловдив 1997 С-2 500 м Бронза Пловдив 1997 С-4 1000 м Золото Загреб 1999 С-2 200 м Золото Познань 2000 С-2 200 м Золото Познань 2000 С-2 500 м Серебро Милан 2001 С-2 200 м Бронза Милан 2001 С-4 200 м Бронза Познань 2004 С-2 200 м Серебро Познань 2004 С-2 500 м

Данель Ендрашко (польск. Daniel Jędraszko; 6 апреля 1976, Щецин) — польский гребец-каноист, выступал за сборную Польши в период 1997—2008 годов. Серебряный призёр летних Олимпийских игр в Сиднее, четырёхкратный чемпион мира, четырёхкратный чемпион Европы, победитель многих регат национального и международного значения.

Биография

Данель Ендрашко родился 6 апреля 1976 года в городе Щецине Западно-Поморского воеводства. Активно заниматься греблей начал с раннего детства, проходил подготовку в Познани в местном спортивном клубе «Поснания».

Первого серьёзного успеха на взрослом международном уровне добился в 1997 году, когда попал в основной состав польской национальной сборной и побывал на возобновлённом чемпионате Европы в болгарском Пловдиве, откуда привёз награды золотого и бронзового достоинства, выигранные в зачёте двухместных каноэ на дистанции 500 метров и в зачёте четырёхместных каноэ на дистанции 1000 метров соответственно. Также в этом сезоне выступил на чемпионате мира в канадском Дартмуте, где стал серебряным призёром в двойках на пятистах метрах и бронзовым призёром в четвёрках на тысяче метрах. Год спустя на мировом первенстве в венгерском Сегеде выиграл серебряную медаль в полукилометровой гонке двухместных экипажей.

В 1999 году Ендрашко одержал победу на европейском первенстве в хорватском Загребе, одолев всех соперников в двойках на двухстах метрах, кроме того, получил серебро и золото на мировом первенстве в Милане, в двойках на двухстах и пятистах метрах соответственно. В следующем сезоне на домашнем чемпионате Европы в Познани победил в обеих дисциплинах, в которых принимал участие: в гонках двухместных экипажей на дистанциях 200 и 500 метров. Благодаря череде удачных выступлений удостоился права защищать честь страны на летних Олимпийских играх в Сиднее — в одиночках на километре не прошёл дальше стартового раунда, где финишировал девятым, тогда как в двойках на полукилометровой дистанции вместе с напарником Павлом Барашкевичем завоевал бронзовую медаль, уступив в решающем заезде только венгерскому экипажу Ференца Новака и Имре Пулаи.

На чемпионате Европы 2001 года в Милане взял серебро в двойках на двухстах метрах и бронзу в четвёрках на двухстах метрах, в то время как на чемпионате мира в Познани был лучшим среди двоек на двухстах метрах и занял второе место на пятистах метрах. Год спустя на мировом первенстве в испанской Севилье выиграл бронзовую медаль в полукилометровой гонке четырёхместных экипажей, ещё через год на аналогичных соревнованиях в американском Гейнсвилле дважды поднимался на верхнюю ступень пьедестала почёта, выиграв все заезды двоек на двухстах и пятистах метрах, став таким образом четырёхкратным чемпионом мира. В 2004 году на чемпионате Европы в Познани добавил в послужной список бронзовую и серебряную медали с чемпионата Европы в Познани. Будучи одним из лидеров гребной команды Польши, благополучно прошёл квалификацию на Олимпийские игры в Афинах, в паре с Барашкевичем попытался повторить успех четырёхлетней давности, но на сей раз оказался девятым.

После афинской Олимпиады Данель Ендрашко остался в основном составе польской национальной сборной и продолжил принимать участие в крупнейших международных регатах. Так, в 2008 году он отправился представлять страну на Олимпийских играх в Пекине — вместе с новым напарником Романом Рынкевичем стартовал в двойках на двухстах метрах, но вновь показал в финале девятый результат. Вскоре по окончании этих соревнований принял решение завершить карьеру профессионального спортсмена, уступив место в сборной молодым польским гребцам.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/je/daniel-jedraszko-1.html Данель Ендрашко] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [www.canoeresults.eu/medals?year=&name=jedraszko Данель Ендрашко] — медали на крупнейших международных соревнованиях
• [web.archive.org/web/20100105013709/www.canoeicf.com/site/canoeint/if/downloads/result/Pages%201-41%20from%20Medal%20Winners%20ICF%20updated%202007-2.pdf?MenuID=Results%2F1107%2F0%2CMedal_winners_since_1936%2F1510%2F0 Списки чемпионов и призёров по гребле на байдарках и каноэ (1936—2007)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ендрашко, Данель

– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.