Жедринский, Владимир Иванович

Владимир Жедринский
Род деятельности:	художник-постановщик
Дата рождения:	30 мая 1899(1899-05-30)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	30 апреля 1972(1972-04-30) (72 года)
Место смерти:	Париж

Владимир Иванович Жедринский (30 мая 1899, Москва — 30 апреля 1972, Париж) — русский художник-постановщик, художник по костюмам, а также художник комиксов.

Биография

Внук курского губернатора А. Н. Жедринского. В 1917 поступил на архитектурное отделение Императорской Академии художеств в Петербурге. Уже в 1918 вместе с семьей уезжает в Киев, где поступает в художественное училище в класс Г. И. Нарбута. В 1920 эмигрирует в Белград, где устраивается на должность художника-декоратора в белградский национальный театр. В 30-е также нарисовал несколько комиксов, в частности по поэме Пушкина "Руслан и Людмила".

С началом войны Жедринский переехал в Загреб, где работал сценографистом уже в Загребском национальном театре, одновременно активно сотрудничая с национальным театром Любляны.

В 1951 году, Жедринский покидает Югославию и уезжает: сначала в Марокко, где работает в Муниципальном театре Касабланки, а потом во Францию, где работает в должности главного декоратора театров Ниццы, Льежа, Монсе, Нанта. Всего в своем послевоенном творчестве Жедринский оформил, в общей сложности, более четырехсот спектаклей. Умер Владимир Жедринский 30 апреля 1972 года в Париже.

Галерея

• Jedrinskij 2399.jpg
• Jedrinskij 2098.jpg
• Jedrinskij 9823.jpg
• Jedrinskij 2349.jpg

Отрывок, характеризующий Жедринский, Владимир Иванович

– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.