Завод имени Козицкого

Завод имени Н. Г. Козицкого
Тип	ЗАО
Основание	1853
Расположение	Санкт-Петербург (Россия)
Ключевые фигуры	Генеральный директор: Леонид Вячеславович Меличев
Отрасль	приборостроение
Продукция	радиотехника
Сайт	[www.raduga.spb.ru/ uga.spb.ru]

К:Компании, основанные в 1853 году

Промышленное здание
Завод имени Н. Г. Козицкого Главные телеграфные мастерские «Сименс и Гальске»
Страна	Россия
Санкт-Петербург	5 лин. В.о., 70; наб. р. Смоленки, 6; 6 лин. В.о., 61
Координаты	59°56′58″ с. ш. 30°16′26″ в. д.59.949482° с. ш. 30.273857° в. д. / 59.949482; 30.273857
Архитектурный стиль	конструктивизм
Строительство	1853—1940 годы
Статус	памятник архитектуры (вновь выявленный объект)

Завод имени Н. Г. Козицкого — радиотехнический приборостроительный завод в Санкт-Петербурге. Один из старейших заводов в России.

История

Дореволюционные годы

Основан в 1853 году как Главные телеграфные мастерские немецкой фирмы «Сименс и Гальске», с 1881 года — завод акционерного общества «Сименс и Гальске».

Начинался завод из небольшой мастерской на Васильевском острове в Петербурге. Мастерская специализировалась по сборке телеграфных аппаратов Юза и искровых радиостанций.

В начале 1868 году в собственном доме по 1-й линии Васильевского острова Санкт-Петербурга была открыта механическая мастерская, в которой началось производство телеграфных аппаратов. По мере роста спроса на продукцию фирмы «Сименс и Гальске» требовалось расширение производственных площадей. В связи с этим в 1880 году мастерские были переведены на 6-ю линию Васильевского острова, где в 1890 году были построены заводские помещения. Здесь же, на Васильевском острове, в 1879 году фирмой основывается собственный кабельный завод.

В мастерской работало всего 15 мастеров. Из них только трое — русские. Хозяева — немецкие инженеры Карл и Вернер Сименс. Новое для царской России телеграфное дело оказалось прибыльным, и братья Сименс вскоре возводят на месте мастерской корпуса электротехнического завода «Сименс и Гальске». Предприятие выпускает динамомашины, телеграфные аппараты, приборы железнодорожной сигнализации. В 1902 году завод начал сборку радиостанций из немецких деталей. В 1917 году, после октябрьской революции к власти в стране пришли большевики и национализировали предприятие, где сразу же был налажен ремонт радиостанций для Красной Армии.

В апреле 1898 года императором Николаем II было утверждено решение Комитета министров об учреждении Акционерного общества Русских электротехнических заводов «Сименс и Гальске». Основной капитал этого общества был определен в размере 4 млн руб. Большая часть акций АО находилась в портфеле «Siemens & Halske Aktiengesellschaft in Berlin». Кроме этого, значительное число акций находилось в руках германских предпринимателей, интересы которых обслуживались «Deutsche Bank». Успешная финансово-производственная деятельность акционерного общества в последние годы XIX века и вызванная этим необходимость расширения производства потребовали от фирмы дополнительной эмиссии акций. В феврале 1900 года последовало разрешение Министерства финансов на увеличение основного капитала АО до 7 млн руб. Однако разразившийся вскоре промышленный кризис, а затем и начавшаяся Русско-японская война поставили электротехнические предприятия в тяжелое положение. Правлением «Сименс и Гальске» в этих условиях были «… заключены договора с германским товариществом заводов „Сименс-Шуккерт“, а также с берлинским акционерным обществом „Сименс и Гальске“, предоставляющие обществу широкие права по использованию привилегий, инструкций и опыта обоих обществ и обеспечивающие за обществом в большей мере, чем до сих пор, возможность тесного единения с германскими предприятиями нашей фирмы по всем вопросам производства».

Вторым шагом по улучшению финансово-хозяйственного положения акционерного общества стало стремление к диверсификации производства путём включения в его ассортимент радиопродукции. С этой целью «Сименс и Гальске» в 1903 году заключило договор с Обществом беспроволочных телеграфов в Берлине («Телефункен»), в соответствии с которым германская фирма передавала АО «Русских электротехнических заводов» права исключительного представительства в России сроком на пять лет. Во избежание юридических коллизий 21 мая 1904 года был заключен новый, на сей раз трехсторонний, договор, участником которого также стал изобретатель радио А. С. Попов. В соответствии с этим документом «для совместной эксплуатации беспроволочной телеграфии в России» при петербургском предприятии учреждалось «Отделение для беспроволочной телеграфии по системе профессора Попова и Общества беспроволочной телеграфа». По сути дела, это означало легализацию германским концерном своего филиала в России, директором которого был приглашен германский инженер И. Д. Тыкоцинер, проработавший в этом качестве вплоть до 1919 года. Деятельность Отделения для беспроволочной телеграфии (позднее — Радиотелеграфной мастерской) не носила самостоятельного производственного характера. По собственному признанию правления АО «Сименс и Гальске» до 1909 года предприятие практически выпускало только отдельные детали для радиоустановок. Все прочие компоненты поступали из Германии, на петербургском заводе осуществлялась сборка и регулировка радиоаппаратуры, и в отдельных случаях специалисты фирмы осуществляли установочные работы. Но и после 1909 года положение не многим изменилось, что весьма основательно показано в исследовании А. А. Глущенко. К его аргументам можно добавить только тот факт, что по оценке страхового товарищества «Саламандра», осуществленной в 1913 году, стоимость машин и аппаратов Отделения для беспроволочной телеграфии составляла всего 1 305 руб., пробного беспроволочного отделения — 690 руб., а сборочной радиотелеграфной мастерской — 5 000 руб. При этом, например, только оборудование конторы завода было оценено в 21 000 руб.. Вместе с тем следует подчеркнуть, что производство телеграфной и телефонной аппаратуры на предприятии «Сименс и Гальске» постепенно приобретало все более самостоятельный характер, о чем свидетельствует, в том числе, и значительная численность персонала соответствующих отделений завода.

Межвоенные годы

Незадолго до революции 1917 года, на завод из ссылки возвратился арестованный в 1915 году царской охранкой Николай Григорьевич Козицкий (правильно Казицкий). Он создал в цехах большевистскую организацию, сформировал красногвардейский отряд, который в октябре 1917 года принял участие в восстании. В 1919 году Н. Г. Козицкий погиб от рук белых на Украине. А в 1922 году его имя Петроградский Совет постановил присвоить заводу, и с этого же года завод входит в Электротехнический Трест заводов слабого тока, где он называется «Петроградский радиоаппаратный завод имени Казицкого». В 1920 году В. И. Ленин в письме М. А. Бонч-Бруевичу написал ставшие знаменитыми слова о том, что «газета без бумаги и без расстояний» будет великим делом.

Советское государство приступило к решению важной задачи — радиофикации России. Петроградскому телеграфному заводу поручили организовать производство радио вещательной аппаратуры, и вскоре в магазинах появились первые радиоприёмники — «Радиолина». С начала двадцатых предприятие реконструируется. В цехах появляется новое оборудование, создаётся лаборатория. Название завода также изменялось: после переименования Петрограда он стал «Ленинградским телеграфным заводом имени тов. Казицкого», а затем «Ленинградским радио-аппаратным заводом им. Казицкого». Писать в названии завода фамилию Козицкий стали значительно позже, причины такой путаницы неясны.

Великая Отечественная война и послевоенный период

В июне 1941 года завод, как и большинство предприятий наркомата электропромышленности эвакуируется в Омск, где после войны остаётся приборостроительный завод также имени Козицкого. В Ленинграде на заводе остаётся небольшой коллектив рабочих и служащих, которые во время войны и в условиях блокады наладили выпуск радиостанций «Север», освоили ремонт радиостанций. В августе 1942 года завод за обеспечение войск Ленинградского фронта радиоаппаратурой был награждён знаменем Государственного комитета обороны. С весны 1945 года на заводе уже готовились к выпуску массовых приёмников и телевизоров. Инженеры Войцехович, Зеленин, Андронников и Яковлев разрабатывали новый радиоприёмник, названный в честь города «Ленинград». Конструктор Мазиков возглавил группу специалистов, создававших массовый телевизор. Первым был «Т-1 Ленинград», их выпущено было всего 100 экземпляров. В 1947 году начался серийный выпуск радиостанций «Урожай У-1» для сельского хозяйства. С 1951 года на заводе велись разработки и малосерийный выпуск электронных и электронно-механических цветных телевизоров различных систем.

С 1960 года завод рассекречен, и опять именуется как Ленинградский завод имени Козицкого. Весной 1966 года был построен новый цех по сборке первых отечественных серийных лампово-транзисторных телевизоров «Вечер» и «Вальс», опытный выпуск которых налажен с 1965 года. В 1966 году завод строит цеха по производству первых отечественных цветных телевизоров знаменитой в будущем марки «Радуга», первые марки которых, «Радуга-4» и «Радуга-5» появились в продаже уже осенью 1967 года.

Затем завод выпускает транзисторную модель «Радуга-6». Появляются и новые модели чёрно-белых телевизоров, «Ладога», «Ладога-1» и «Квант». С 1968 года завод преобразован в ЛПО имени Козицкого, затем с 1970 года в ПО имени Козицкого. С 1970 года начинается выпуск телевизора Ладога-2. Все новые телевизоры имели современный внешний вид, выпускались в настольном и напольном оформлении.

Завод модернизировался, наращивал мощности, начался выпуск нескольких поколений цветных телевизоров Радуга, которые выпускались миллионными партиями, в том числе и на экспорт. В 1974 году завод преобразован в ЛПТО имени Козицкого, затем в ПО «Радуга», потом в ЗАО «Завод имени Козицкого» и, наконец, в ПКГ «Радуга». Но наступили девяностые, СССР распался и как большинство промышленных предприятий, завод пережил те же проблемы, хаос, обнищание, банкротство, распад на более мелкие предприятия, но выжило и в XXI веке выпускает современные цветные телевизоры под известной маркой «Радуга». Помимо выпуска телевизоров и спецтехники, активно ведутся научные разработки в области телекоммуникаций. Специализация завода, радиопередающие устройства различной мощности, используемые на кораблях, в береговых центрах и в системах управления радиосвязью, приёмные устройства для торгового флота, стационарные и портативные УКВ-радиостанции для силовых структур страны, различного назначения.

Современность

Завод имени Козицкого является закрытым акционерным обществом с 1993 года. Крупнейшее предприятие региона по выпуску и сервисному обслуживанию телевизоров нового поколения. В 1990-х годах осуществлена реконструкция завода, созданы цеха мелкосерийного производства и массового выпуска изделий. С 1999 года завод входит в состав Промышленно-коммерческой группы «Радуга», объединяющей ряд производственных и коммерческих фирм, выпускает современные телевизоры 6-го поколения с экраном 37, 51, 55 см, имеет фирменный магазин и сервисный центр.

См. также

• Омский приборостроительный завод имени Н. Г. Козицкого

Литература

• Кринов Ю. Имени большевика Козицкого.//Радио, 1967, № 7, с. 6-7

Ссылки

• [www.raduga.spb.ru/ Официальный сайт]
• [encspb.ru/object/2804001649 Завод им. Козицкого]

Отрывок, характеризующий Завод имени Козицкого

Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.