Закон секторности

Закон секторности (иначе закон азональности, или провинциальности, или меридиональности) — закономерность дифференциации растительного покрова Земли под действием следующих причин: распределением суши и моря, рельефом земной поверхности и составом горных пород.

Положение закона

Закон секторности является дополнением закона географической зональности, который рассматривает закономерности распределения растительности (ландшафтов) под воздействием распределения солнечной энергии по поверхности Земли в зависимости от поступающей солнечной радиации в зависимости от широты. Закон азональности рассматривает влияние перераспределения поступившей энергии солнца в виде изменения климатических факторов при продвижении в глубь материков (так называемое нарастание континентальности климата) или океанов, — характер и распределение осадков, число солнечных дней, среднемесячные температуры и прочее.

Материковая секторность

На материках закон секторности выражается в:

1. Циркумокеанической зональности, которая может быть нескольких видов:

   а) симметричной — океаническое воздействие проявляется с одинаковой силой и протяженностью со всех сторон материка (Австралия);

   б) асимметричной — где превалирует воздействие Атлантического океана (как следствие западного переноса), как на севере Евразии;

   в) смешанной.

2. Нарастании континентальности по мере продвижения в глубь материка.

Секторность океанов

Выражается в распределении:

1. Речного стока (распреснение океанических вод).
2. Поступления взвешенных веществ, биогенов.
3. Солености вод, обусловленных испарением с поверхности океанов.

и других показателей. В целом, наблюдается существенное обеднение океанических вод в глубине океанов, так называемые океанические пустыни.

Примеры секторности

Примером проявления закона секторности может служить распределение темнохвойных и светлохвойных лесов на территории Евразии и России в частности.

Темнохвойные леса - ельники, пихтарники, леса из сосны сибирской (кедровой), более широко представлены в Европейской части России, а также на Дальнем Востоке. Данные породы приурочены к зонам с менее континентальным климатом, более мягкими зимами, повышенной (относительно) влажностью. Они также представлены на Восточно-Европейской и Западно-Сибирской равнинах, широко представлены в горах Кавказа, Урала, Сихотэ-Алиня, в некоторых частях Алтая и Саян.

Светлохвойные леса – сосняки и лиственничники, в большей степени тяготеют к центральным частям материка, так как более холодовыносливы, не так требовательны к влажности почвы и более приспособлены к континентальному климату. Лиственничные леса являются доминантами лесных сообществ в Средней и Северо-Восточной Сибири, Прибайкалье, Забайкалье. Леса с преобладанием сосны широко распространены от Белого моря до низовий Дона, от западных границ России до Центральной Якутии и Алданского нагорья.

Отрывок, характеризующий Закон секторности

Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.