Зурванизм

Зурванизм — предположительно философское течение в среде зороастрийских священнослужителей во времена Сасанидов, которым осуществляется попытка трактовки [avesta.isatr.org/avesta/0023003.htm «Доктрины дуализма», 30-й ясны]. Отличалось от основного зороастрийского направления — маздеизма — почитанием единого верховного божества Зервана (Зурвана), олицетворения бесконечного пространства и времени, породившего братьев-близнецов Ахура Мазду и Ангра-Майнью.

По словам Мирчи Элиаде, миф о Зерване дошел до нас в пересказе двух армянских (Егише Вардапет и Езник Кохбаци) и двух сирийских (Теодор бар Конай и Йоханнан бар Пенкайе) авторов. Таким образом, в настоящее время неизвестно никаких аутентичных «зурванитских» текстов.

Так называемый зурванитский миф, который передают христианские авторы, заключается примерно в следующем:

Когда не существовало ничего, ни неба, ни земли, был только великий бог Зурван, чье имя означает «фатум» или «фортуна». Он приносит жертвоприношения тысячу лет, чтобы у него родился сын, которого назовут Ормазд и который создаст небо и землю. По окончании этого периода, который длился тысячу лет, он начал размышлять: «Какой смысл от этих жертв, которые я принес? Действительно ли у меня будет сын по имени Ормазд? Или это все тщетно?». И не успела эта мысль возникнуть, как в нём были зачаты Ормазд и аХриман: Ормазд — как следствие принесенных жертв, а аХриман — из-за его сомнений. Когда он осознал, что в его чреве два сына, он поклялся: «Тот из двух сыновей, который появится первым, будет провозглашен мною богом». Ормазд узнал мысли своего отца и рассказал их аХриману. Когда аХриман услышал это, он разорвал чрево, вышел и подошел к своему отцу. Зурван, увидев его, спросил: «Кто ты?». И он ответил: «Я — твой сын Ормазд». И Зурван сказал: «Мой сын светлый и благоухающий, а ты темный и зловонный». Он горько заплакал. И они начали разговаривать, когда родился Ормазд, светлый и благоухающий. Зурван, увидев его, понял, что это его сын Ормазд, ради которого он принес свою жертву. Во время разговора он держал в руках веточки барсом, которые он приносил в жертву. Он отдал их Ормазду со словами: «До этого момента именно я принес жертву во имя тебя, с этого момента ты должен приносить жертву во имя меня». Но даже когда Зурван вручил жертвенные веточки Ормазду, аХриман подошел к нему близко и сказал: «Разве ты не клялся, что провозгласишь богом того из сыновей, который появится первым?». И Зурван сказал ему: «О, нечистый, царство будет отдано тебе на девять тысяч лет, но Ормазда я уже сделал богом над тобой, и через девять тысяч лет он будет править, и будет поступать так, как ему угодно». И Ормазд сотворил небеса и землю, все красивое и доброе, а аХриман — демонов и все злое и неправильное. Ормазд создал богатство, аХриман — бедность. [www.aryan.by.ru/stst/zz_2.htm (по Р. Ч. Зенеру «Зурванизм»)]

Подобная трактовка вступает в противоречия с традиционной зороастрийской концепцией творения мира и этическими представлениями зороастрийцев. Несмотря на это с завидной регулярностью о зурванизме, как зороастрийской альтернативе, пишут многие исследователи.

О зурванизме писали, кроме названого выше М. Элиаде, также Ж. Дармстеттер, Г. Нюберг, Э. Бенвенист, М. Бойс, Р. Зенер.

Р. Зенер в [www.aryan.by.ru/stst/zz_2.htm своей работе] называет три типа зурванизма. Он считает, что существовали:

• Во-первых, Зурванитский материализм зандиков, которые верили в происхождение всех созданий из бесконечного Пространства-Времени, которые отрицали рай и ад, не верили в воздание и наказание и не признавали существование духовного мира;
• Во-вторых, существовали строгие фаталисты;
• В-третьих, зурваниты, которые считали Бесконечное Время, персонифицированного Бога Зурвана, отцом двух Духов добра и зла, Ормазда и аХримана

К так называемым «зурванитским текстам» иногда приписывают [www.aryan.by.ru/txt/zs/zs-a.htm сочинения эрбада Затспрама] и тексты «[www.aryan.by.ru/txt/peh/olm.htm Улама-и Ислам]» («Исламским учёным»), знакомство с которыми выказывает несостоятельность подобного утверждения.

См. также

• Древнеиранская религия в античных источниках#Зурван

Ссылки

• [www.aryan.by.ru/stst/zz_0.htm Р. Ч. Зенер «Зурванизм»]
• [mamay-m.livejournal.com/tag/Зурванизм Полемика о зурванизме]
• И. Л. Крупник. [www.dissercat.com/content/zervanizm-kak-fenomen-dukhovnoi-kultury-drevnego-i-rannesrednevekovogo-iranag «Зерванизм как феномен духовной культуры древнего и раннесредневекового Ирана»], 2008

Отрывок, характеризующий Зурванизм

Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?