Иванов, Николай Иванович (предприниматель)

Никола́й Ива́нович Ивано́в — (8 апреля 1836 года — 13 февраля 1906 года, Ташкент) Крупнейший ташкентский предприниматель, коммерции советник, владелец винокуренных и пивоваренных заводов в Ташкенте и других городах Туркестана.

Был известен в качестве самого крупного производителя качественной водки в Туркестане, на заводах которого осуществлялся полный производственный цикл.

Н. И. Иванов построил завод по производству сантонина в Чимкенте, известный ныне как АО "Химфарм" - ведущее фармацевтическое предприятие Республики Казахстан.

На предприятиях Туркестанского края, принадлежащих фирме Н. И. Иванова, трудились 2700 рабочих и служащих.

В 1881 году Н. И. Иванов учредил Среднеазиатский коммерческий банк.

В течение многих десятилетий Н. И. Иванов являлся старейшиной деловых людей Ташкента, получил почетный титул коммерции советника и был награждён несколькими орденами.

Также известен тем, что он много жертвовал в пользу русской православной церкви, на строительство и обустройство храмов, а также домов призрения, приютов и других богоугодных дел.

Супруга - Иванова Александра Петровна (14 декабря 1845 года — 13 августа 1913 года, Ташкент). Дети - три сына - Иван, Василий, Александр и дочь Ольга - в последующем владельцы торгово-промышленного дома «Наследники коммерции советника Н. И. Иванова».

Дочь - Иванова Ольга Николаевна (в замужестве Савинкова - жена оренбургского купца Никифора Прокофьевича Савинкова) (умерла 27 октября 1915 года), совладетель сантонинного завода в Чимкенте, первая женщина химик-технолог и фармацевт в Туркестанском крае.

На территории, известной в своё время как «дача купца Иванова» под Ташкентом было построено русское, православное кладбище, которое в настоящее время называется Боткинское кладбище и является крупнейшим мемориальным и культурно-историческим комплексом Ташкента.

Недалеко от храма Александра Невского на территории Боткинского кладбища находится и могила Николая Ивановича Иванова.

Ссылки

• Ташкентъ въ прошломъ и настоящемъ. Историческій очеркъ. А. И. Добросмысловъ. Ташкентъ. Тип. Порцева. Николаевская ул. 1912.

Отрывок, характеризующий Иванов, Николай Иванович (предприниматель)

Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.