Кохен, Йоб

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Йоб Коен»)
Перейти к: навигация, поиск
Йоб Кохен
Job Cohen<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Лидер Партии труда
25 апреля 2010 — 22 февраля 2012
Предшественник: Ваутер Бос
Преемник: Дидерик Самсом
Бургомистр Амстердама
15 января 2001 — 12 марта 2010
Предшественник: Схелто Патейн
Преемник: Лодевейк Ашер (и.о.)
 
Рождение: 18 октября 1947(1947-10-18) (76 лет)
Харлем, Нидерланды
Партия: Партия труда (PvdA)
Образование: Гронингенский университет
Профессия: юрист

Йоб Кохен (иногда Коэн или Коен; полное имя — Мариюс Йоб Кохен, нидерл. Marius Job Cohen; род. 18 октября 1947, Харлем, Нидерланды) — нидерландский политик, бургомистр Амстердама (2001-10) и лидер Партии труда с 25 апреля 2010 года, учёный-юрист.



Биография

Йоб Кохен родился в еврейской семье, изучал право в университете Гронингена. Его мать работала в городском совете и часто брала сына на заседания; уже в то время Кохен заинтересовался политикой[1]. Некоторое время работал в Лейденском университете. Затем перешёл на работу в Университет Маастрихта, в 1991-97 был его ректором.

Со 2 июля 1993 года по 22 августа 1994 года Кохен был государственным секретарём[2] по образованию, культуре и науке. В 1995-98 был депутатом Первой палаты (Сената) Генеральных штатов, а с 1996 года возглавлял в ней фракцию Партии труда. 3 августа 1998 года Кохен был назначен государственным секретарём юстиции, но 31 декабря 2000 года покинул этот пост, чтобы иметь возможность занять пост бургомистра Амстердама[3] 15 января 2001 года.

1 апреля того же года Кохен участвовал в процедуре официальной регистрации первых четырёх однополых брачных союзов в стране[1][4]. На посту бургомистра Кохен также содействовал межкультурному диалогу с участием коренных голландцев и иммигрантов. 2 февраля 2002 года Кохен проводил бракосочетание принца Виллема-Александра и Максимы Соррегьеты.

В 2004 году популярность Кохена и его политики диалога с неассимилированными иммигрантами сильно упала после убийства Тео ван Гога[1], однако ему удалось восстановить её после своей активной примирительной деятельности. Хотя по всем Нидерландам за этот период было зафиксировано 106 случаев нападений на мусульман, в Амстердаме подобных инцидентов не было[5]. При нём расширились контакты администрации города с общинами иммигрантов[1]. В качестве образца примирительной политки Кохена иногда приводится эпизод, когда группа марокканцев обратились с жалобой на владельцев дискотеки, не пускавшей их внутрь из-за частых инцидентов с ними; в итоге стороны договорились о свободном доступе марокканцев с одновременным применением жёстких мер ко всем нарушителям порядка[5]. В результате, в 2005 году Кохен стал одним из 37 «европейских героев» по версии журнала Time в номинации «Hate busters»[5].

12 марта 2010 года покинул пост мэра, чтобы принять лидерство в партии в преддверии парламентских выборов 9 июня.

Кохен выступает в поддержку абортов, против налоговых льгот богатым; также он считает необходимым вывести нидерландские войска из Афганистана[1]. Одним из политических кумиров Кохена является Джон Кеннеди[1].

Высказывания

Иммигранты всегда были частью нашего города, и Амстердам есть и остаётся толерантным. Евреи не должны бояться ходить по городу в своих головных уборах, марокканцы должны иметь возможность найти работу, а гомосексуалистов не должны оскорблять. Все «мы и они», которые существуют — это горожане, которые хотят жить вместе в мире, и те, которые не хотят.

Напишите отзыв о статье "Кохен, Йоб"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 [www.nytimes.com/2010/05/30/magazine/30Mayor-t.html The Integrationist], The New York Times (24 мая 2010 года).
  2. Государственный секретарь в Нидерландах является заместителем министра, но участвует в заседаниях правительства
  3. В Нидерландах бургомистры городов назначаются правительством
  4. В Нидерландах этот вид отношений признаётся браком; см. Однополые браки в Нидерландах
  5. 1 2 3 4 [web.archive.org/web/20051210182413/www.time.com/time/europe/hero2005/cohen.html Time's European Heroes 2005: Job Cohen]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Кохен, Йоб

С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.