Каликсэльвен
| Каликсэльвен | |
 | |
| Характеристика | |
|---|---|
| Длина |
460,65 км |
| Бассейн |
18,130 км² |
| Расход воды |
289 м³/с |
| [tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Каликсэльвен Водоток] | |
| Исток |
|
| — Местоположение |
массив Кебнекайсе |
| Устье | |
| — Высота |
0 м |
| — Координаты |
65°49′52″ с. ш. 23°11′23″ в. д. / 65.831186° с. ш. 23.189735° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=65.831186&mlon=23.189735&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 65°49′52″ с. ш. 23°11′23″ в. д. / 65.831186° с. ш. 23.189735° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=65.831186&mlon=23.189735&zoom=12 (O)] (Я) |
| Расположение | |
| Страна | |
|
| |
Каликсэльвен[1] или Каликсельв[2](также Калискэльв, швед. Kalixälven) — река на севере Швеции, в лене Норрботтен.
Среди живших по реке потомков финских переселенцев реку называли фин. Kainuun joki, или фин. Kainuhun joki[3].
Длина реки — 450 км, площадь бассейна 18 тыс. кв. км. Каликсэльвен берёт своё начало на склонах горы Кебнекайсе и протекает в восточном направлении до Ботнического залива. В верхнем течении имеются водопады и многочисленные озёра. Перемерзает с ноября по май.
При заключении в 1809 году Фридрихсгамского мира, завершившего Русско-шведскую (Финскую) войну 1808—1809 годов, российская сторона требовала установления новой границы по реке Каликс, однако в итоге граница пролегла восточнее — по рекам Торнио (Турнеэльвен) и Муонио (Муониоэльвен)[4].
На Каликсэльвен находится ГЭС. Кроме того, река представляет интерес для водного туризма.
Напишите отзыв о статье "Каликсэльвен"
Примечания
- ↑ Словарь географических названий зарубежных стран / отв. ред. А. М. Комков. — 3-е изд., перераб. и доп. — М. : Недра, 1986. — С. 144.</span>
- ↑ [loadmap.net/ru?qq=65.8605%2023.1325&z=12&s=-1&c=41&g=1 Топокарты Генштаба]
- ↑ [www.vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/Russ/X/Bekri/razjasn.htm]
- ↑ [www.tornio.fi/10541073108010891090?sl=en Tornio.fi — Об истории Торнио]
</ol>
|
Это заготовка статьи по географии Швеции. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Каликсэльвен
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
