Кальтхоф

Кальтхоф (нем. Kalthof) — предместье, с 1905 — часть Кёнигсберга. Соответствует посёлку Рижское в городской черте Калининграда.

Этимология

Название поселка восходит к прусскому корню kalt — ковать, работать по металлу.

История

Кальтхоф основан в орденское время, как хозяйственный двор (форверк) комтура. Задачей Кальтхофа было снабжение продовольствием замка и прилегающих поселений. В 1416 году была основана медная мельница (всего их в Кальтхофе было две).

При секуляризации Кальтхоф перешёл в герцогский домен, а в 1670 был передан вместе с Лавскеном и Шпиттельхофом в залог Иоганну фон Хилле, коменданту форта Фридрихсбург, за выделенные им полку 24000 талеров.

Фридрих Вильгельм I в 1717 учредил на принадлежавшем Кальтхофу поле старейший в Пруссии армейский полигон «плац Девау». В 1817 Кальтхоф был продан в частные руки без плаца. Последним его владельцем был Бертольд Клейст (1848—1932), продавший поместье городу в 1905. На этот момент население Кальтхофа составляло 2020 человек. В честь последнего владельца усадебный парк получил название Клейст-парк.

В 19 веке западный Кальтхоф, пустое пространство между поселением и крепостным обводом города, было выбрано кёнигсбергскими религиозными общинами под кладбища. Всего их насчитывалось 14: пять по правую сторону Лабиау-штрассе (улица Юрия Гагарина) и девять по левую (в том числе иудаистское).

Кальтхоф в 19-начале 20 века продолжал оставаться промышленным и военным районом. Здесь располагались Восточногерманская хлебная фабрика и компания Гебеля по производству органов, выросшая из фирмы Макса Терлецки. В казармах Кальтхофа с 1889 был расквартироваы саперный батальон князя Радзивилла, а с 1893 — Замландский саперный батальон. Восточнее деревни находились строевой плац, стрельбища, радиостанция и учебный полигон.

Кёнигсбергская конно-трамвайная компания открыла с 1897 линию конки в Кальтхоф. После того, как Имперский верховный суд в 1902 обязал компанию передать магистрату все линии внутри вального укрепления, пассажирам приходилось делать пересадку у Королевских ворот. В 1909 после четырёхлетней тяжбы, имущество фирмы было выкуплено городом за миллион марок.

С включением Кальтхофа в 1905 в состав города здесь развернулось оживленное жилищное строительство. Еще раньше, в 1899 году, Бертольд Клейст выделил участок земли под церковь, а в 1901 пожертвовал на её строительство 70000 марок. В 1905 году церковь была заложена, а завершена в 1907. Архитектор — Карл Зибольд, — выстроил её в неоготическом стиле. По просьбе Клейста она получила название Кирха памяти императора Фридриха в Кальтхофе. Приход отделился от Альтроссгартенской церкви в 1924.

В Кальтхофе действовала смешанная (для мальчиков и девочек) народная школа — Фальк-шуле.

Географическое положение

Кальтхоф располагался за вальным укреплением, северо-восточнее Закхайма. С востока ограничен аэропортом Девау, с северо-запада — ипподромом. Из Кёнигсберга в Кальтхоф через Королевские ворота вела Лабиау-штрассе (бывшая Королевская Аллея, ныне — улица Гагарина).

Литература

• Fritz Gause. Die Geschichte der Stadt Königsberg. Band I: Von der Gründung der Stadt bis zum letzten Kurfürsten. Köln: Böhlau Verlag. 1965. 571 c. ISBN 3412091960
• Fritz Gause. Die Geschichte der Stadt Königsberg. Band II: Von der Königskrönung bis zum Ausbruch des Ersten Weltkriegs. Köln: Böhlau Verlag. 1968. 761 c. ISBN 3412091960
• Lorenz Grimoni. Kalthof in Königsberg: Königsberger Bürgerbrief. № 79. 2012.

Отрывок, характеризующий Кальтхоф

Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.