Каракуль (мех)

Кара́куль дословно переводится с тюркского, как черное озеро (кара куль) — кожа с мехом, снятая с ягнят каракульской породы на 1-3-и сутки после рождения, когда их шерсть отличается густым, упругим, шелковистым волосяным покровом, образующим завитки различной формы и размеров.

Основные сведения

Первоначально каракулем назывались только натуральные шкурки ягнят каракульской породы, выведенной в древности в Средней Азии. Однако, в 1960-е годы каракулем стали называть и искусственный мех с очень коротким, плотно прилегающим к ткани основы шелковистым ворсом, образующим на поверхности рельефный муаровый рисунок. Само слово «каракуль» имеет тюркское происхождение и дословно обозначает ‘чёрное озеро’, хотя каракуль может быть разных цветов (палевый, серый). В западноевропейских языках каракуль называется «астрахан», по названию главного торгового центра, занимавшегося когда-то торговлей каракулем, — ныне российского города Астрахани.

Каракуль является одним из самых популярных видов меха на рынке. Прародительницей всех видов нынешних каракульских овец считается узбекская каракульская овца. Эта порода овец была очень популярна у народов Средней Азии благодаря своей неприхотливости и отличной приспособляемости к условиям полупустынь. В Средние века торговые караваны возили шкуры каракуля из Бухары и Хорезма по всему Великому Шелковому пути вплоть до Средиземноморья, откуда они расходились по Европе.

См. также

• Каракульча
• Мутон
• Мех
• Пушнина

Отрывок, характеризующий Каракуль (мех)

Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.