Карамзинизм
Карамзинизм — направление в русской литературе 1790—1820-х годов,[1] пытавшееся формировать русский литературный язык на основе рационального эстетического подхода, используя европейские образцы. Оппонентами карамзинистов являлись архаисты. В конце 1810-х годов в противовес оплоту архаистов «Беседе любителей русского слова» карамзинисты оформились в литературное общество «Арзамас».
Содержание
Термин
Термин «карамзинизм» ввёл Юрий Тынянов в начале 1920-х; в 1960-х понятие карамзинизма значительно развил и углубил Юрий Лотман.
Идеи
Как архаисты, так и карамзинисты были озабочены формированием языка для образованной части русского общества, которое тогда ассоциировалось с аристократией. Этот язык должен был занимать промежуточное положение между «высоким стилем» церковно-славянского языка и «низким стилем» простонародного языка, поэтому ему дали название «средний стиль».
Только если архаисты действительно хотели осуществить некий синтез церковно-славянского языка (как они его понимали) с простонародным, то карамзинисты находили, что:
Светские дамы не имеют терпения слушать или читать их <русских комедий и романов>, находя, что так не говорят люди со вкусом.
Таким образом, для карамзинистов на первый план выходили эстетические свойства языка, которых они намерены были добиваться, обильно используя перифразы и при необходимости не останавливаясь перед иностранными заимствованиями. Такой подход, при котором считалось возможным конструировать язык искусственно, без учёта исторических условий, шёл от увлечения философией рационализма:
Основой общественной и литературной концепции карамзинистов была вера в прогресс: нравственное улучшение человека, политическое улучшение государства, успехи разума и прогресс литературы составляли для них разные грани единого понятия цивилизации. Отношение к ней было безусловно положительным. Литература мыслилась как существенная составная часть этого поступательного развития, и успехи её не отделялись от общих успехов просвещения.[1]
В споре карамзинистов с архаистами сложно назвать победителя. Впоследствии он получил продолжение в виде дискуссии между «западниками» и «славянофилами».
Представители
Основные представители: Николай Карамзин, Иван Дмитриев, Василий Жуковский, Константин Батюшков, Петр Вяземский.
Напишите отзыв о статье "Карамзинизм"
Примечания
- ↑ 1 2 Ю.Лотман. [www.rvb.ru/18vek/poety1790_1810/05article/intro.htm ПОЭЗИЯ 1790—1810-х ГОДОВ]:
Ошибка в сносках?: Неверный тегГосподствующей литературной системой эпохи был карамзинизм. Он смог занять такое положение в силу своей теоретической и практической широты, граничившей с эклектизмом. В него вмещались и таинственные баллады, и вполне традиционные басни, и апологи, Жуковский и Дмитриев, а на литературном Олимпе его уживались Шиллер и Буало. Именно поэты среднего дарования: Дмитриев, В. Л. Пушкин, Воейков, в какой-то мере Милонов — определяли лицо карамзинизма как поэтического направления.
<ref>: название «» определено несколько раз для различного содержимого
Источники
- [www.ruthenia.ru/document/534313.html Тынянов Ю. Н. Архаисты и Пушкин]
|
Это заготовка статьи о литературе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Карамзинизм
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
