Кардель, Жан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Жан Карде́ль (фр. Jean Cardel; умер в 1715) — богатый протестант, промышленник в Туре.

Бежал от преследований в Маннгеймe в 1674, где нажил большое состояние. Подложными письмами заманенный во Францию, Кардель был посажен в венсенскую тюрьму, затем в Бастилию, где пробыл 30 лет и умер в 63-фунтовых оковах, несмотря на заступничество иностранных правительств[1].

Charles Alfred de Janzé упоминает о нём в своей книге «Гугеноты. Сто лет преследования»[2]:
Жан Кардель, родом из Тура, основал в Маннгейме крупную фабрику сукна. Ложно обвинённый (как это признаёт Ла Рейни (фр. Gabriel Nicolas de La Reynie)[3] в документе, находящемся в архивах префектуры полиции) в заговоре против личности короля, он был похищен французскими войсками, находящимися между Маннгеймом и Франкфуртом. Заключённый в Бастилию 4 августа 1690, несчастный Кардель оставался там в течение тридцати лет; разум его, как говорят заметки из Бастилии, был в помутнении, оставляя ему лишь редкие моменты просветления. 3 июня 1715 его нашли мёртвым в сырой камере, в которой он томился так долго; тело его было заковано в шестьдесят три фунта железных кандалов. Курфюрст, король Гильом, Генеральные Штаты и сам император впустую требовали освобождения Карделя, которого Людовик XIV в конце концов заморил до смерти.

Напишите отзыв о статье "Кардель, Жан"



Примечания и источники

  1. Кардель, Жан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Charles Alfred de Janzé, [www.ihaystack.com/authors/j/charles_alfred_de_janz/00016849_les_huguenots_cent_ans_de_perscution_16851789/00016849_french_iso88591_p018.htm Les huguenots. Cent ans de persécution 1685—1789]
  3. Начальник парижской полиции между 1667 и 1697 годами.


Отрывок, характеризующий Кардель, Жан

Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.