Касба

Касба́ или Казба́ (араб. قصبة‎) в первоначальном значении — арабское название для цитадели.

Название касба принято прежде всего в странах Магриба. Замки и крепости исторических городов (например в Алжире или Сусе) называются казбами. Особенно в Алжире это название было перенесено на весь старый город, который в 1992 ЮНЕСКО был объявлен всемирным наследием.

В Марокко под касбой понимают ограниченное стенами крепостное сооружение внутри Медины (старого города); часто это была резиденция губернатора или короля во время посещения города (Танжер, Шефшауен, Фес, Марракеш). В казбе обычно жили семьи высокопоставленных чиновников и военных.

Кроме того в Марокко название «касба» используется также для крепостных сооружений вне городов, особенно в горах Атласа (Булауан, Бени-Меллаль). Они были построены по приказу правителей (особенно Мулай Исмаил ибн Шериф) для контроля берегов и тыла со своими всегда неспокойными племенами берберов.

В конце XIX века название «касба» было перенесено на крепостные сооружения, созданные из глины. Они были построены по приказу берберских князей на юге Марокко (Телуе, Скура, Таурирт). Нередко понятие «касба» применяют к жилыми крепостям (тигремт) берберов, но их военное использование стояло далеко на заднем плане.

Во многих городах Андалусии (например Малага и Альмерия) существуют мавританские крепости, которые носят название «алькасаба» (исп. Alcazaba). Это название происходит от арабского аль-касба. Альгамбра в Гранаде — тоже касба.

Деревенским эквивалентом касбы является Ксар, укреплённая деревня.

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_pictures/1344/Касба «Популярная художественная энциклопедия.»]
• Агеенко Ф. Л., Зарва М. В. Словарь ударений для работников радио и телевидения 6-е изд., стереотип. — Москва, Русский язык, 1985. С. 606

Отрывок, характеризующий Касба

Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».