Квятковский, Александр Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Александрович Квятковский

Квятковский Александр Александрович (1852, Томск — 4 (16) ноября 1880, Санкт-Петербург) — народоволец, кличка Александр I, участник покушений на Александра II, казнен.[1]





История

Родился в Томске в семье выходца из Белоруссии дворянина-золотопромышленника, зятя Боровкова.

Окончил Томскую мужскую гимназию (1870). Вслед за старшим братом Тимофеем уехал в Петербург, где поступил учиться в Технологический институт.

В 1874 году, оставив учёбу, начал революционную деятельность в Тульской губернии, где в селе Хотуши организовал слесарную мастерскую. В дальнейшем предполагалось преобразовать мастерскую в артель и применить на практике учение социалистов. Вследствие непривычной тяжёлой физической работы Квятковский заболел и через месяц уехал в Петербург. Скрывался, жил по подложным документам. Неоднократно подвергался арестам.

Уехал в Кострому, недолго работал на механическом заводе Шипова простым рабочим, по болезни покинул его и возвратился в Петербург, затем год батрачил на ферме в селе Ардатово в Нижегородской губернии, от полицейского преследования скрылся в Самарской губернии, весной 1878 года под видом мелкого торговца разъезжал по Воронежской губернии. Вынашивал план крестьянского восстания. В начале марта 1879 года Квятковский вернулся в Петербург для восстановления организации «Земля и Воля», обескровленной арестами после убийства С. Кравчинским генерала Мезенцова.

Разочаровавшись в пропагандистской работе, «хождении в народ», сам стал убежденным сторонником терроризма, решительно выступал за цареубийство. Принимал участие в подготовке покушения Соловьева в Санкт-Петербурге (2 апреля 1879 года).

Один из основателей партии «Народной Воли»; участвовал в её исполнительном комитете.

24 ноября 1879 года Квятковский был арестован, при обыске у него на квартире были обнаружены в большом количестве экземпляры газеты «Народная Воля», корректурные листы газеты, напечатанные воззвания от Исполнительного комитета, номера газет «Земля и Воля», «Община», пачка подложных паспортов и других документов, нитроглицерин, гильзы, три карандашных наброска плана Зимнего дворца с отмеченными комнатами царя. После годичного заключения в камере Трубецкого бастиона был предан военному суду («процесс 16-ти») и вместе с Пресняковым приговорен к смертной казни через повешение. На суде держался мужественно, стремясь донести до общества правду о задачах и целях борьбы «Народной Воли».

Приговор был исполнен в 4 ноября 1880 года в 8 часов утра на левом фасаде Иоановского равелина Петропавловской крепости.

Родственники

Брат Тимофей был членом организации «Народная воля», сестра Юлия — слушательница Бестужевских курсов.[1]
Жена во втором браке — София Андреевна Иванова (с 1879 года)
Сын от первого брака — Александр Александрович Квятковский (1878—1926) — большевик (кличка Андрей).

Напишите отзыв о статье "Квятковский, Александр Александрович"

Примечания

  1. 1 2 [narodnaya-volya.ru/Person/person10.php Квятковский, Александр Александрович. Кличка «Александр I». (1852—1880)]

Литература

  • Л. Г. Сухотина Народоволец-томич А. А. Квятковский./ Сб. статей Томску - 375 лет. Томск: Изд-во ТГУ. 1979

Ссылки


Отрывок, характеризующий Квятковский, Александр Александрович

– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.