Кнёзель, Ангела

Ангела Кнёзель
Гражданство	Германия Германия
Дата рождения	29 августа 1949(1949-08-29) (74 года)
Место рождения	Мюльхаузен
Рост	170 см
Вес	70 кг
Карьера
Дисциплина	одиночки
Клуб	ASK Vorwärts
В сборной	1960-е годы
Статус	завершила карьеру
Медали
Чемпионаты Европы Серебро Хаммарстранд 1970 одиночки Серебро Имст 1971 одиночки
Последнее обновление: 22 февраля 2014

А́нгела Хёлер-Кнёзель (нем. Angela Höhler-Knösel; 29 августа 1949, Мюльхаузен) — немецкая саночница, выступала за сборную ГДР в конце 1960-х — начале 1970-х годов. Участница зимних Олимпийских игр в Гренобле, обладательница двух бронзовых медалей чемпионата Европы, чемпионка национального первенства, победительница и призёрша многих международных чемпионатов.

Биография

Ангела Кнёзель родилась 29 августа 1949 года в Мюльхаузене. Заниматься санным спортом начала в Оберхофе, когда присоединилась к местному спортивному клубу «Форвертс». На международном уровне дебютировала в возрасте семнадцати лет, на чемпионате мира в шведском Хаммарстранде заняла шестое место. Год спустя выиграла серебряную медаль в двойках на чемпионате ГДР, а также получила серебро на юниорском чемпионате Европы в Кёнигсзе. Благодаря череде удачных выступлений удостоилась права защищать честь страны на зимних Олимпийских играх 1968 года в Гренобле — после трёх заездов шла пятой, но затем её вместе подругами по сборной Ортрун Эндерлайн и Анной-Марией Мюллер уличили в подогреве полозьев саней и дисквалифицировали.

Несмотря на скандал с Олимпиадой, Кнёзель сохранила за собой место в основном составе национальной сборной и продолжила ездить на крупнейшие международные турниры. Так, в 1969 году она вновь получила серебро в зачёте национального первенства (на сей раз в одиночках) и финишировала седьмой на чемпионате мира в Кёнигсзе. Через год на прошедшем там же мировом первенстве была пятой, тогда как на европейском первенстве в Хаммарстранде сумела выиграть серебряную награду. В 1971 году стала чемпионкой ГДР среди одноместных саней, кроме того, пополнила медальную коллекцию ещё одним серебром чемпионата Европы. При этом на чемпионате мира в итальянской Вальдаоре немного не дотянула до призовых мест, пришла к финишу четвёртой.

Кнёзель пыталась попасть на Олимпийские игры 1972 года в Саппоро, однако не смогла этого сделать из-за неудачного выступления в зачёте национального первенства: в парном разряде получила бронзу, а в одиночном вообще не пробилась в число призёров. Вскоре после этих отборочных состязаний приняла решение завершить карьеру спортсменки, уступив место в сборной молодым восточногерманским саночницам, таким как Уте Рюрольд, Ева-Мария Вернике и Маргит Шуман.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/kn/angela-knosel-1.html Ангела Кнёзель] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [www.the-sports.org/luge-angela-knosel-results-identity-s26-c2-b4-o198-w209524.html Ангела Кнёзель]  (англ.) — результаты выступлений на крупнейших чемпионатах

Отрывок, характеризующий Кнёзель, Ангела

– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.