Ковальчук, Фёдор Сергеевич

Фёдор Сергеевич Ковальчук
укр. Федір Сергійович Ковальчук
Дата рождения	18 февраля 1911(1911-02-18)
Место рождения	село Ситковцы, Липовецкого уезда Киевской губернии
Дата смерти	8 декабря 1998(1998-12-08) (87 лет)
Место смерти	пгт Ситковцы Немировский район Винницкой области Украины
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	стрелковые войска
Годы службы	09.1939-11.1945
Звание
Часть	396-го стрелкового полка 135-я стрелковая дивизия, 60-я армия
Должность	Командир 76-мм пушки
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Ковальчук, Фёдор Сергеевич  (1911—1998)— советский военнослужащий. В Рабоче-крестьянской Красной Армии служил с сентября 1939 года по ноябрь 1945 года . Участник Великой Отечественной войны. Полный кавалер ордена Славы.Воинское звание — Старший сержант

Биография

КОВАЛЬЧУК Фёдор Сергеевич , родился 18.02.1911 в с. Ситковцы Липовецкого уезда Киевской губернии Российской империи потом ставшим Ситковецким районом Винницкой области (ныне —пгт Ситковцы Немировский район Винницкой области Украины), в семье рабочего. Окончил 3 класса. Работал столяром в колхозе, затем на Ситковецком сахарном . заводе. В Красной Армии с сентября 1939. Участник похода советских войск в Западную Украину и Западную Белоруссию в 1939, советско-финской войны 1939—1940.В боях Великой Отечественной войны с 26 июля 1941 призванным Ситковецким РВК Винницкой области.

Орден Славы III степени

Командир 76-мм пушки 396-го стрелкового полка 135-я стрелковая дивизия, 60-я армия, 1-й Украинский фронт сержант Ковальчук с подчиненными 11—24.4.44 в районе сел Городище, Денисов и Купчинцы при отражении вражеских атак точным огнём нанес противнику большой урон в живой силе. Когда к позициям прорвались 3 танка, Ковальчук занял место наводчика и вынудил их повернуть назад. Наградной лист от 25.4.44 орденом Славы 3 степени.

Орден Славы II степени

В составе 396-го стрелкового полка 135-я стрелковая дивизия 21-я армия, Ленинградский фронт сержант командир 76-мм пушки Ковадьчук в боях 14—17.7.44 северо-восточнее озера Иханталан-Ярви вместе со своими артиллеристами подавил 12 огневых точек и рассеял окоп 2 взводов вражеской пехоты. Наградной лист от 24.7.44 орденом Славы 2 степени

Орден Славы I степени

Старший сержант Ковальчук 396-го стрелкового полка 135-я стрелковая дивизия 1-й Украинский фронт при расширение плацдарма в бою на левом берегу р. Одер у нас. пункта Гутлибен с расчетом вывел из строя вражескую батарею, 3 пулемета, 2 автомашины. Будучи контужен, но остался в строю и продолжал вести огонь по противнику. Наградной лист от 18.2.45 орденом Славы 1 степини.

После демобилизации в ноябре 1945 вернулся на родину, работал столяром. Награждён 2 орденами Отечественной войны 1 степени 17.05.1945 и в: 06.04.1985. Умер 8.12.1998.

Ссылки

[az-libr.ru/index.htm?Persons&000/Src/0003/c4113661 Ковальчук Фёдор Сергеевич]. AZ Library. Проверено 7 апреля 2015.

Литература

• Дубров Б.И. Солдатская слава. 3-е изд. Киев, 1987. С. 287.
• Кавалеры ордена Славы трех степеней, Краткий биографический словарь, М., Военное изд-во, 2000

Отрывок, характеризующий Ковальчук, Фёдор Сергеевич

– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.