Кокора

</tt> </tt>

</tt> </tt> </tt> </tt>

</tt> </tt>

</tt> </tt>

Кокора
73°00′ с. ш. 101°04′ в. д.73.000° с. ш. 101.067° в. д. / 73.000; 101.067
Страна	Россия Россия
Регион	Красноярский край
Район	Таймырский Долгано-Ненецкий район
Высота над уровнем моря	62 м
Площадь	162 км²
Тип минерализации	пресное
Площадь водосбора	348 км²
Вытекающая река	Кегерди
Кокора

К:Водные объекты по алфавиту

Ко́кора — одно из крупнейших озёр Таймыра. Административно расположено в Таймырском Долгано-Ненецком районе Красноярского края России. Находится на северо-востоке Северо-Сибирской низменности.

Площадь озера — 162 км². Площадь водосбора — 348 км². Высота над уровнем моря — 62 метра. Питание озера происходит за счёт атмосферных осадков и поверхностных стоков. Из Кокоры вытекает одна река, Кегерди. Впадает множество ручьёв в основном на северо-западе, севере и востоке; крупнейший — ручей Краевой.

Берега Кокоры в основном гористые, с множеством ручьёв и озёр. Юго-западный берег низменный, заболоченный. Растительности в окрестностях мало, встречается редкий кустарник. На юго-восточном берегу находится балок.

Юго-западнее Кокоры находится схожее по строению более крупное озеро — Лабаз.

Код в Государственном водном реестре — 17040400111117600001197.

Топографические карты

• Лист карты S-47-XXIX,XXX оз. Кокора. Масштаб: 1 : 200 000. Издание 1986 г.

Ссылки

• Кокора — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Кокора

В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.