Косцюшко-Валюжинич, Карл Казимирович

Николай Карл Казимирович Косцюшко-Валюжинич
Дата рождения:	2 мая 1847(1847-05-02)
Место рождения:	Могилёв
Дата смерти:	27 декабря 1907(1907-12-27) (60 лет)
Место смерти:	Севастополь
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	Археология
Известен как:	Первый директор Херсонесского музея

Никола́й Карл Казими́рович Косцю́шко-Валюжи́нич (20 апреля [2 мая] 1847 года, Могилёв — 14 [27] декабря 1907 года, Севастополь) — археолог, основатель и первый директор Херсонесского музея, организатор охраны и популяризации античных памятников Херсонеса Таврического и Гераклейского полуострова.

Биография

Родился в семье мелкопоместного дворянина (титулярного советника). Вырос в имении Новое Село, расположенном близ белорусско-латвийской границы, на правом берегу Западной Двины, в устье речки Росица. В августе 1859 года Косцюшко-Валюжинич поступил в приготовительное отделение Института Корпуса горных инженеров в Санкт-Петербурге. В 1865 году он покинул столицу, не завершив обучения, и возвратился домой, где три года «занимался сельским хозяйством в имении отца». В 1868 году поступил на службу в Управление Динабургско-Витебской железной дороги в должности помощника главного инженера. В 1879 году Карл Казимирович переехал в Севастополь для лечения заболевания лёгких; в Севастополе он стал работать в управлении Лозово-Севастопольской железной дороги (сначала в должности конторщика, а затем — старшего бухгалтера-счетовода).

В 1881 году он оставил службу и, приобретя в Севастополе дом, занялся изучением истории Крыма, стал неофициальным редактором газеты «Севастопольский листок». а в 1882 году организовал Кружок любителей истории и древностей Крыма, с музеем и библиотекой. Членами кружка являлись градоначальник Севастополя, губернатор, капитан над Севастопольским портом и другие лица.

С января 1885 года Косцюшко-Валюжинич исполнял обязанности товарища (заместителя) директора Севастопольского городского банка, был членом (позднее председателем) Совета Севастопольского общества взаимного кредита. В том же году Карл Казимирович стал действительным членом Императорского Одесского общества истории и древностей. В 1888 году К. К. Косцюшко-Валюжинич, по рекомендации вице-президента Одесского общества В. Н. Юргевича, стал производителем работ и впоследствии заведующим «Складом местных древностей» — археологического музея в Херсонесе Таврическом, который был построен по настоянию Карла Казимировича на берегу Карантинной бухты.

Жизнь его была временами очень трудна: все, что причиняло вред Херсонесу, он воспринимал как личную драму: строительство монастырских зданий и разбивку цветников, возведение на городище артиллерийских батарей. Он боролся, как мог, но и с ним боролись – один из настоятелей монастыря писал на него доносы, обвиняя его, католика, в заведомой враждебности к православной обители; председатель Археологической Комиссии граф А.А. Бобринский объяснял ему, что интересы Военного ведомства превыше археологических; маститые ученые, бывая в Херсонесе проездом, критиковали его раскопки, «ведущиеся без определенного плана» и систему хранения экспонатов в музее. Карл Казимирович аккуратно подшивал все эти документы, снабжая пометкой: «Для будущего историка Херсонесского музея».

На своём посту он проработал 20 лет. Умер Карл Казимирович Косцюшко-Валюжинич 14 (27) декабря 1907 г. в Севастополе, в лечебнице Красного Креста, от воспаления легких. Похоронен был в Херсонесском монастыре, как сказано в некрологе, - «католическим и православным духовенством совместно». Его могила с надгробием, которое представляет собой обломок мраморной колонны с надписью, сохранилась на территории заповедника «Херсонес Таврический». Она расположена на аллее, ведущей к морю.

Личная жизнь

По вероисповеданию Косцюшко-Валюжинич был римо-католиком. Тем не менее, его жена, Мария Павловна была православного происхождения. У К. К. Косцюшко-Валюжинич было семеро детей — три сына (Пётр, Павел и Дмитрий) и четыре дочери (Любовь, Елизавета, Мария и Ксения).

Археологические исследования

В 1892 году К. К. Косцюшко-Валюжинич был избран членом Императорской Археологической комиссии. Он состоял действительным членом или членом-корреспондентом значительного числа научных обществ своего времени, в том числе Московского нумизматического общества, Таврической учёной архивной комиссии и прочих.

К. К. Косцюшко-Валюжиничем были начаты масштабные раскопки агоры Херсонеса Таврического. В ходе раскопок городища им были открыты оборонительные сооружения (стены) города, жилые кварталы и улицы, лавки и мастерские, общественные здания, базилики, система водоснабжения. Значительное количество археологических находок отправлялось в Эрмитаж «для Высочайшего обозрения». За период археологических исследований конца XIX — начала XX века Херсонес стал самым крупным объектом археологических исследований в Российской империи.

Оценки деятельности

Беззаветно преданный своему делу этот скромный труженик, в своем уединённом жилище на пустынных берегах, где когда-то кипела бойкая жизнь торгового греческого города, шаг за шагом вскрывая вещественные и письменные памятники его былого; под его неусыпным надзором, по его плану производились раскопки, приведшие к весьма важным и неожиданным результатам. Но не одни крупные находки, вроде открытия стен древнего греческого города ниже уровня почвы позднейшего Херсонеса или крестообразного храма, открытого в 1902 г. привлекают внимание к его деятельности, как блюстителя раскопок на месте древнего Херсонеса. Особенно ценно было то, что для него не было мелочей в излюбленном им деле. Каждый осколок древней поливной посуды, каждый невидный обломок предмета обихода или церковной утвари языческого или христианского Херсонеса, при его многолетней опытности в деле изучения херсонесской старины, говорил ему многое, тотчас находил себе место в том или другом отделе небольшого музея на месте развалин древнего города, где с такою тщательностью были им собираемы и классифицируемы предметы херсонесской древности разных эпох. С.П. Шестаков.

Научное наследие

Научное наследие К. К. Косцюшко-Валюжинича составляет обширный архивный фонд (более 5 тысяч единиц. хранения). В их числе рукописи отчётов в Археологическую комиссию, его дневники, сделанные им фотографии и чертежи, документирующие процесс раскопок, научная переписка. На 2009 год большая часть архивного фонда опубликована и находится в открытом электронном доступе.

Литература

• Антонова И. А. Основатель Херсонесского музея // Крымский архив. — 1997. — № 3. — С. 57-67.
• Гриневич К. Э. Сто лет херсонесских раскопок (1827—1927). — Севастополь, 1927.
• Махов И. И. К. К. Косцюшко-Валюжинич (к годовщине его смерти) // Крымский Вестник. — № 290 — 14 декабря 1908 г.

Ссылки

• Гриненко Л. О. [www.kostsyushko.chersonesos.org/biography.php «Многоуважаемый Карл Казимирович»]. — Сайт, посвящённый научной деятельности К. К. Косцюшко-Валюжинича. Проверено 11 декабря 2009. [www.webcitation.org/66s183g3s Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].
• Гриненко Л. О. [www.chersonesos.org/?p=museum_hist#a9 Краткий очерк истории Херсонесского музея]. chersonesos.org. Проверено 11 декабря 2009. [www.webcitation.org/66s18oAHN Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Косцюшко-Валюжинич, Карл Казимирович

– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]