Критерий Дейвса

Критерий Дейвса — формула определения максимальной угловой разрешающей способности (ограниченной дифракцией) микроскопов и телескопов. Назван в честь английского астронома Уильяма Руттера Дейвса. Критерий Дейвса часто используется для приблизительной оценки разрешающей способности телескопов, работающих в видимом излучении.

При исследовании систем тесных двойных звезд через телескоп, Дейвс эмпирически обнаружил связь между диаметром апертуры телескопа <math>{d}</math> в дюймах и углом <math>\alpha</math>, выраженном в угловых секундах, при котором можно определить двойной объект, слитый дифракцией в один.

<math>\alpha = \frac{4{,}56}{d}</math>

В сантиметрах:

<math>\alpha = \frac{11{,}6}{d}</math>

Например с помощью 2-х дюймового телескопа (5 см) можно определить двойную звезду на угловом расстоянии в 2.3 угловых секунд. Для больших наземных телескопов формула не применяется, в виду добавления оптических искажений, вызванных наличием преломления и турбулентности в земной атмосфере.

Критерий Дейвса для телескопа Хаббл (диаметр главного зеркала равен 240 см) приблизительно равен 50 угловым миллисекундам:

<math>\alpha = \frac{11{,}6}{240}={0{,}0483}{}</math>

Самый мощный наземный телескоп на данный момент — Very Large Telescope (рус. Очень Большой Телескоп, сокр. VLT), работая в режиме интерферометра, имеет разрешающую способность 1 угловую миллисекунду.

Отрывок, характеризующий Критерий Дейвса

Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.