Круговая порука

Кругова́я пору́ка — групповая солидарная ответственность, когда все члены группы отвечают за обязательства одного.

Определение

Согласно Юридическому словарю, под круговой порукой следует понимать ответственность всех членов общины (иного коллектива) за действия или выполнение обязанности каждым из её членов.

Согласно энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона под круговой порукой, в гражданско-правовом смысле, следует понимать вид корреального обязательства в его римской форме.

В обиходе этот термин означает согласие членов группы с действиями любого из своих членов, а также его поддержка, пассивная или активная. Часто употребляется с негативным оттенком.

Принципы

Здесь каждый за всех и все за одного, участники круговой поруки связаны и во всех последствиях долга. Освободительные акты, не имеющие значения способов материального удовлетворения кредитора, если они допущены по отношению к одному должнику, действуют в случае круговой поруки для всех её участников. Таким образом, цель круговой поруки состоит в том, чтобы поставить перед кредитором, вместо отдельных лиц, целую общину, как таковую.

В России до начала XX века этот термин применялся к ответственности сельской общины за подати и недоимки своих членов. Подчёркивалось, что участниками круговой поруки могут быть не члены любого союза, а лишь члены определенной территориальной единицы. Для обозначения совместной ответственности членов других союзов (товариществ) применялся термин корреальная или солидарная ответственность.

В то же время, круговую поруку нельзя путать с простым поручительством и применять к ней правило о постепенности взыскания (beneficium excussionis). Цель круговой поруки, как и всякого солидарного обязательства — гарантировать своевременное и немедленное исполнение обязательства.

История

Россия

Одно из первых упоминаний о круговой поруке встречается в «Русской правде». Круговая порука использовалась, в частности, в случае, если на определенной территории (верви) было совершено преступление, и преступник остался неизвестным, наказание в виде выплаты пеней (вира) налагалось на всю общину. Некоторые учёные видят намек на существование этого института ещё в договоре Олега с греками.

В XV—XVI веках на жителей губных округов налагалась обязанность предупреждения и искоренения преступлений, за неисполнение этой обязанностей они несли денежную и уголовную ответственность.

В Московском государстве круговая порука также использовалась при недоборе таможенного и кабацкого доходов (недобор мог быть взыскан с посада, который избрал в целовальники виновника недобора). Кроме того, убытки, причиненные казне подрядчиком, взыскивались иногда с того посада, к которому он принадлежал, а набирая из вольных людей отряды стрельцов, правительство возлагало на них ответственность по круговой поруке за надлежащее исполнение каждым его обязанностей и за материальный ущерб казне в случае бегства со службы.

Со временем использование государством института круговой поруки сохранилось лишь в области фиска: жители определенной территориальной единицы искони обязаны были уплачивать определенную сумму податей. Раскладка податей, которые должны были уплачивать жители конкретной территориальной единицы, между домохозяйствами производилась самими жителями, а собирание податей возложено было на выбранных плательщиками лиц. Отсюда некоторые учёные делают вывод, что ответственность за безнедоимочное поступление податей лежала на обществе плательщиков. Несомненно, во всяком случае, что ответственность перед правительством за недоимку несли сборщики податей, воеводы и другие лица, в ведении которых состояли крестьяне данного разряда. Под страхом этой ответственности (имущественной и личной), они могли, при взыскании недоимок, применять, в большей или меньшей мере, начало ответственности одних плательщиков за других, даже в том случае, когда круговая порука не была санкционирована законом.

В XVIII веке всё больше развивая бюрократические порядки и отказываясь от применения начала круговой поруки в различных отраслях государственного дела, утратило, по-видимому, всякое понятие о круговой ответственности плательщиков податей, как одном из принципов организации податного дела в прежние времена. Ввиду этого, будучи вынуждено в конце концов обратиться к круговой поруке, как к средству обеспечения исправного поступления податей, правительство ввело её не сразу, а применяло сначала как меру крайнюю и давало этому применению различную мотивировку. Так, в 1739 году царским указом повелевалось недоимку по сбору податей с купечества и государственных крестьян разложить членам этих сословий между собой, а недоимку с крестьян дворцовых, заводских, монастырских в первую очередь пополнить из имущества вотчинных управителей и приказчиков и только, в случае их неспособности оплатить недостачу, взимать недоимки с самих крестьян. С учреждением в 1797 году департамента уделов и образованием разряда удельных крестьян было решено, что в случае накопления недоимки по причине лености и нерадения поселян, виновные предаются суду, а недоимка взыскивается с всей сельской общины, в наказание за то, что «видя сотоварища своего в леность и нерадение впавшего, к трудам и исправлению своего долга не старалось его обратить».

В качестве всеобщего правила обязанность общества отвечать за исправный взнос податей была закреплена Манифестом 16 мая 1811 года, дополненным указом 1828 года, но при этом не было указано определенных мер взыскания, подлежащих применению к целому селению. В то же время, в манифесте 1811 года для предотвращения недоимок волостным головам, выборным и старостам было дано право использовать злостных неплательщиков в работах в поселении или отсылать их в работный дом до уплаты долга, из которого их отпускали для сельских работ с апреля по ноябрь. Подобные меры могли быть приняты и к нерадивым старостам и выборным.

С новым разделением в 1833 году селений казенных крестьян на общества, было подтверждено и обязательство последних отвечать за исправный взнос податей, с добавлением, что если недоимка общества возрастет до годового оклада, то ответственность переносится на всю волость. Таким образом правительство ясно показало, что не считает круговую поруку состоящей в связи с поземельными отношениями членов общества. Хотя с учреждением министерства государственных имуществ ответственность волости за недоимку сельских обществ была уничтожена, тем не менее круговая порука не была приведена в связь с поземельным владением. Лишь в 1869 году круговая ответственность по сбору казенных податей, при общинном владении землей, была ограничена пределами поземельной единицы.

После крестьянской реформы 1861 года взимание с крестьян податей, а также казенных, земских и мирских сборов было возложено на выборных сельских старост и сборщиков, состоявших под наблюдением волостного старшины. Они не имели права прибегать по отношению к неплательщикам к каким-либо понудительным мерам взыскания, за исключением кратковременного ареста и небольшого штрафа. Большими полномочиями были наделены сами сельские общества. В частности, согласно законодательству они имели право по отношению к неплательщикам прибегать к более серьёзным мерам: продажа принадлежащего недоимщику недвижимого имущества с целью погашения недоимки, отдача недоимщика или кого-либо из членов его семьи в посторонние заработки, с изъятием заработанных денег в общинную кассу, определение к недоимщику опекуна или назначение вместо неисправного хозяина старшим в доме другого члена той же семьи. В крайних случаях сельское общество с целью воздействия на недоимщика имело право прибегать к более строгим мерам: продажа принадлежащего недоимщику лично недвижимого имущества (за исключением выкупленной усадьбы), продажа той части движимого имущества и строений недоимщика, которая не составляет необходимости в его хозяйстве, изъятие у недоимщика всего или части отведенного ему земельного надела. Если же, несмотря на все принятые меры, крестьянин не мог к 1 октябрю года расплатиться по своим долгам, то долг делился сельским сходом на других крестьян общества, которые должны были погасить его к 15 января следующего года. Если же сельское общество не справлялось с выплатой долга. то оно принуждалось к к уплате недоимок через местную полицию, а в случае безуспешности и этих мер понуждения, недоимка гасилась полицией посредством продажи крестьянского движимого имущества.

На практике же порядок взыскания податей и применение круговой поруки протекало несколько иначе. Так, меры понуждения к неплательщикам, которые согласно закону, имело право применять лишь сельская община, как правило, особенно в местностях, где преобладало подворное владение землей, применялись сельским и волостным начальством и даже полицией. Когда же к ним под сильным давлением со стороны полиции прибегало общество, то в большинстве случаев оно ограничивалось мерами, указанными в законе как крайние: продажа движимого имущества недоимщика или временное отобрание у него надела, для сдачи в аренду на погашение недоимки, минуя более лёгкие меры, как неприложимые в крестьянском быту. Очень редко применялась разделение долга отдельных крестьян между всеми членами общества. Если эта мера и применялась, то спорадически, по требованию полиции. В этих случаях доля платежа, выпадавшая на зажиточных крестьян, доходила иногда до 100 рублей и больше.

В конце XIX века каждое сельское общество, как при общинном, так и при участковом или подворном (наследственном) пользовании землей, отвечало круговой порукой за каждого из своих членов в исправном отбывании казенных, земских и мирских повинностей. Сельским обществам, находящимся в пределах одной волости, предоставлялась возможность по общей договоренности объединяться между собой для облегчения кругового ручательства. Крестьяне, имеющие все угодья своего надела в отдельном владении, не могли быть привлечены к круговой ответственности в отбывании государственных податей и повинностей за других крестьян, даже проживавших в том же обществе или селении, но не участвующих в означенном владении. Если в селении или части селения, имеющих отдельное владение землей и получающих на этом основании отдельный окладной лист, числилось менее 40 ревизских душ, состоящих в окладе, то подати и повинности взыскивались с крестьян без круговой поруки. Возлагая на общества ответственность за исправное отбывание их членами податей и повинностей, правительство не указывало средств, к каким могли бы прибегать сельские сходы для понуждения отдельных плательщиков ко взносу сборов.

Применение круговой поруки при взимании государственных и земских сборов с надельных земель сельских обществ было существенно ограничено в 46 губерниях европейской России в 1899 году. В 1900 году была отменена круговая порука при взимании продовольственных сборов. В 1903 году круговая порука была полностью отменена в тех губерниях, где было введено положение 1899 года, с одновременным освобождением сельских обществ от кругового ручательства по взносу мирских сборов и платы за пользование в заведениях общественного призрения неимущих членов этих обществ.

Примеры

• Строительство Николаевской железной дороги;
• Декрет о создании Рабоче-Крестьянской Красной Армии;
• Одновременный выстрел всех участников исполнителей казни через расстрел (чтобы каждый думал на другого, что именно другой является убийцей).
• Членство в кредитном потребительском кооперативе.

Круговая порука в искусстве

• Скованные одной цепью — песня группы «Наутилус Помпилиус»

См. также

• Коллективная ответственность
• Ответственность власти перед народом

Литература

• К.А. Сасов. Солидарная ответственность в налоговом праве. — М.: Альпина Паблишер, 2011. — 208 с. — ISBN 978-5-9614-1737-1.
• Лаппо-Данилевский. «Организация прямого обложения в Московском государстве»
• С. Капустин. «Древнее русское поручительство»
• Новиков. «О поручительстве по русскому праву»
• Иван Собестианский. «К. порука у славян по древним памятникам их законодательства»
• «Русская Беседа» (1860, № 2) — ст. «О К. поруке» Беляева
• «Труды комиссии Высочайше учрежденной для пересмотра системы податей и сборов», Т. I — «Историко-статистические сведения о подушных податях», И. П. Руковского
• «К. порука в суждениях редакционных комиссий главного комитета» (записка вице-директора департамента окладных сборов, Н. К. Бржеского)
• «Свод отзывов управляющих казенными палатами» (записка)
• «Существующий порядок взимания окладных сборов с крестьян по сведениям, доставленным податными инспекторами за 1887—93 гг.»
• «Северный Вестник», 1886, № 7 и 8, ст. Щепотьева
• «Северный Вестник», 1886, № 11, ст. Щербины
• «Русская Мысль», 1886, № 10, ст. Личкова
• «Русские Ведомости», 1886, № 101, ст. Якушкина
• «Вестник Европы», 1893, № 11, ст. Веретенникова
• «Экономический журнал», 1893, № 4, ст. Максимова.
• Н. Бржеский. «Круговая порука сельских обществ» (1896)
• Н. Бржеский. «Недоимочность и К. порука сельских обществ» (1897)
• А. Веснин. «Об отмене К. поруки сельских обществ» («Нар. Хоз.», 1901, VIII)
• Обыватель, «К. порука и реформа окладного земельного обложения» («Нар. Хоз.», 1902, IV)
• А. Еропкин. «Отмена К. поруки» («Нар. Хоз.», 1903, III)
• Н. Иорданский. «Отмена К. поруки» («Мир Божий», 1903, V)
• Ф. Ф. Воропонов «К. порука и её отмена» («Вестн. Евр.», 1904, III).

Источник

• Круговая порука // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Круговая порука

– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.