Лаш, Владимир Львович

Владимир Лаш
Общая информация
Полное имя	Владимир Львович Лаш
Родился	17 октября (29 октября) 1895(1895-10-29) Москва, Российская Империя
Умер	29 января 1947(1947-01-29) (51 год)
Гражданство	Российская империя Российская империя СССР СССР
Позиция	правый защитник, центральный полузащитник
Карьера
Клубная карьера*
1911—1917	Унион	? (?)
1918—1922	Унион	? (?)
1923	Яхт-клуб Райкомвода	? (?)
1924—1926	Сахарники	? (?)
1927—1930	ЦДКА	? (?)
Национальная сборная**
1914	Российская империя	2 (0)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Владимир Львович Лаш (17 (29) октября 1895, Москва — 29 января 1947 года) — российский и советский футболист. Известен по своим выступлениям за «Унион» и ЦДКА.

Биография

В 16 лет начал заниматься в футбольной секции спортивного общество «Унион», за который выступал следующие одиннадцать лет, став в его составе, в 1914 году, финалистом кубка Фульда. В 1923 году перешёл в «Яхт-клуб Райкомвода», в котором провёл один сезон. В 1924—1926 годах выступал за клуб «Сахарники». С 1927 по года играл за московских армейцев, с которыми в 1927 и 1930 годах становился вторым призёром чемпионата Москвы. После окончания карьеры футболиста работал теннисным судьёй. С 1945 года судья всесоюзной категории по теннису. Был репрессирован. Умер 29 января 1947 года. Место смерти неизвестно.

Карьера в сборной

Лаш провёл за сборную Российской империи два матча в 1914 году: против сборной Швеции и сборной Норвегии. В матче против «викингов», на 75-й минуте игры, он был удалён с поля за стычку с соперником. Таким образом, Владимир Лаш стал первым удалённом футболистом в истории российской сборной.

Достижения

• Финалист кубка Фульда: 1914.
• Второй призёр чемпионата Москвы (2): 1927 (весна), 1930.

Ссылки

• [www.rusteam.permian.ru/players/lash.html Профиль футболиста на сайте «Сборная России по футболу»]

Отрывок, характеризующий Лаш, Владимир Львович

– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.