Ловелас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сэр Ро́берт Ла́влэйс (англ. Robert Lovelace, в ранних переводах его фамилия передавалась на французский манер — Ловела́с) — персонаж эпистолярного романа Сэмюэла Ричардсона «Кларисса Гарлоу, история молодой леди» (1748), красавец-аристократ, коварно соблазнивший 16-летнюю главную героиню.

В переносном смыслераспутник. Имя нарицательное для волокиты, соблазнителя и искателя любовных побед и приключений (шутливо-иронич.). Аналог более поздних выражений с тем же значением (см. Дон Жуан и Казанова).[1]





Персонаж

Описание

Молодой аристократ сэр Лавлэйс вступает в конфликт с семьёй Гарлоу и дерётся с братом Клариссы Джеймсом Гарлоу, который завидует его аристократизму и изяществу. Лавлэйсу отказывают от дома, и он, узнав, что Клариссу притесняет семья, решил избрать её орудием мести. Лавлэйс поселяется неподалёку под чужим именем, а осведомители-слуги сообщают ему, что творится в поместье. Кларисса считает, что он в неё искренне влюблён, и они обмениваются письмами. В это время Клариссу принуждают к замужеству с ненавистным Сомсом, и, чтобы спастись от этого брака, она идёт на уступки Лавлэйсу, который во время их встречи в саду устраивает инсценировку погони за девушкой. Кларисса, думая, что разоблачена своими родственниками, вынуждена бежать с Ловеласом.

Он привозит девушку в дом, где её встречают две его знатные родственницы (на самом деле, переодетые сообщницы). Они помогают Ловеласу удерживать Клариссу взаперти в некоем притоне. Несмотря на это, Ловеласу всё никак не удаётся её по-настоящему соблазнить. Наконец, он опаивает её снотворным и овладевает ею во сне. Кларисса, решительно отказавшись выйти за него замуж, умирает, а Лавелэйс неожиданно «прозревает», но в ужасе исправить ничего не может. Он покидает Англию, уезжает на континент и погибает на дуэли, убитый мстителем Клариссы, полковником Морденом, в мучениях со словами об искуплении.

В экранизации романа 1991 года Лавелэйса играл Шон Бин.

Оценка

Сразу же после публикации романа у Ловеласа появилось столько поклонников, что автор книги — Ричардсон, сокрушался, что их даже больше, чем любителей нежной Клариссы, и он нравится даже порядочным и добродетельным читателям. Критики и сегодня причисляют его к «одному из самых великих характеров в английской литературе», называя «ключевым персонажем героической пьесы, обладающим беззаконным самомнением», а также «умеренное и мягкое изображение мужчины, сатаны в образе джентльмена, остроумного, неистового, предприимчивого, храброго и безжалостного».[2]

В 1792 году вышел русский перевод романа под названием «Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов». Роман пользовался успехом, благодаря чему слово ловелас стало нарицательным.

Что принадлежит собственно до характеров, то Кларисса, добронравная, нежная, благодетельная и несчастная Кларисса, которую мы столько любим и столь сердечно оплакиваем, и Ловелас, в котором видим такое чудное, однако ж естественное, смешение добрых и злых качеств, — Ловелас, иногда благородный и любезный, иногда чудовище — сии два характера, говорю я, будут удивлением всех читателей и всех времен и останутся вечными памятниками творческой силы Ричардсонова духа.

Переносное значение

Благодаря чрезвычайной популярности романа фамилия приобрела переносное значение ещё в литературе XVIII века, сохранив его до нашего времени — дон-жуан, бабник, обаятельный волокита. Интересно, что подобное, весьма популярное и сохранившееся до наших дней словоупотребление, судя по всему, имеется только в русском и в украинском языках.

В русском языке употребляется в транскрипции с французского, вопреки принятой в течение большей части XX века транскрипции с английского, звучащей как «Лавлэйс»: от Lovelace, дословно означающего «любовное кружево» или «кружево любви» (англ. love — любовь и англ. lace — кружево). Сближено по народной этимологии со словом ловить, в связи с чем и укоренилось в русском языке[3].

У Пушкина в пьесе «Каменный гость» (по мотивам сюжета о Дон-Жуане) и в романе «Евгений Онегин» встречается употребление этого слова в написании «Ловлас».

Фамилия действительно существует в английском языке, см. титул баронов Лавлэйсов (с 1627 г.), графов Лавлэйсов (с 1838 г.), дочь Байрона Ада Лавлэйс.

См. также

Напишите отзыв о статье "Ловелас"

Ссылки

Примечания

  1. [biserris.ru/11/31.htm Автор-составитель Вадим Серов «Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений»: Ловелас]
  2. [academic.brooklyn.cuny.edu/english/melani/novel_18c/richardson/lovelace.html SOME CONSIDERATIONS CONCERNING LOVELACE]
  3. М.Фасмер, Этимологический словарь русского языка, т.2, Москва: Прогресс, 1967, с. 509

Отрывок, характеризующий Ловелас

Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…