Лос Пепес

Лос Пепес (исп. Los Pepes, акроним из испанской фразы «Perseguidos por Pablo Escobar» — «Преследуемые Пабло Эскобаром») — колумбийская вооружённая группировка, состоявшая из противников наркобарона Пабло Эскобара. Вела войну против наркокартеля П.Эскобара в начале 1990-х годов, уничтожив более 300 его сторонников и тем самым нанеся значительный урон картелю.

История

Несмотря на название, по имеющимся данным, в действительности лишь небольшое число членов группировки Лос Пепес реально пострадало от действий Пабло Эскобара. Лос Пепес финансировалась враждебными Эскобару наркокартелями — картелем Кали. Видную роль в организации играли Фидель Кастаньо Хиль и его брат Карлос, будущий лидер ультраправых парамилитарес. Поддержка оказывалась также другими криминальными группировками. По некоторым данным, Лос Пепес сотрудничали с национальной полицией Колумбии, обмениваясь с ней информацией в интересах собственной борьбы с Эскобаром. Согласно документам, опубликованным ЦРУ США в 2008 году, «генеральный директор национальной полиции Колумбии Мигель Антонио Гомес Падилья сообщил, что он был уполномочен поддерживать контакты с Фиделем Кастаньо, лидером Лос Пепес, с целью сбора оперативных данных».

То обстоятельство, что Лос Пепес сотрудничала с ЦРУ, Управлением по борьбе с наркотиками и спецподразделением «Дельта» вызвало некоторое беспокойство в США, поскольку казалось, что Лос Пепес заинтересована лишь в подрыве ресурсной базы Эскобара (большинство действий было направлено против источников финансирования Эскобара и его адвокатов).

После смерти Эскобара в 1993 году, ряд руководителей Лос Пепес во главе с Карлосом Кастаньо возглавили Объединенные силы самообороны Колумбии (AUC) - ультраправую военизированную организацию, активно участвовавшую в колумбийской гражданской войне. Братья Кастаньо - Фидель (пропал без вести в 1994 году, предположительно убит в столкновении с марксистскими партизанами), Карлос (убит в 2004 году, предположительно в конфликте с соратниками - выступал против дальнейшего участия в наркобизнесе), Висенте (основной проводник наркоинтересов в AUC, считается организатором убийства Карлоса Кастаньо, пропал без вести, предположительно убит) - были движущей силой создания AUC. Ещё один бывший лидер Лос Пепес, Диего Мурильо Бехарано, известный также под псевдонимом «Дон Берна», стал генеральным инспектором AUC, а также возглавил наркокартель Энвигадо.

Институт политических исследований (Вашингтон) ищет подробности связей ЦРУ и Управления по борьбе с наркотиками с Лос Пепес. В соответствии с Законом о свободе информации Институт начал судебный процесс против ЦРУ.

См. также

• Эскобар, Пабло
• Медельинский кокаиновый картель
• Наркокартель Энвигадо

Литература

• Mark Bowden Killing Pablo: The Hunt for the World’s Greatest Outlaw (2001; ISBN 0-87113-783-6)

Ссылки

• [www.gwu.edu/~nsarchiv/NSAEBB/NSAEBB243/19930400-dia.pdf Information paper on Los Pepes]

Отрывок, характеризующий Лос Пепес

В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.