Луганский завод (посёлок)

Посёлок Луганский завод <tr><td colspan="2" style="text-align:center;"> </td></tr> Страна Российская империяРоссийская империя Основан 1797 Основатель Гаскойн, Карл Карлович Первое упоминание 1797 Разрушен 1892 Причины разрушения Стал городом Современная локация Луганск, Украина Координаты 48°35′00″ с. ш. 39°20′00″ в. д.48.58333° с. ш. 39.33333° в. д. / 48.58333; 39.33333

Лугáнский завод — исторический посёлок существовавший в Екатеринославской губернии на юго-западе Российской империи. Посёлок Луганский завод располагался в месте слияния реки Лугани с рекой Ольховкой.

Посёлок вырос на месте созданного в 1797 году Луганского литейного завода.

C 1852 года — горный город Луганского горного округа.

3 сентября 1882 года посёлок Луганский завод переименовался в Луганск.

Луганский литейный завод

В 1790 году пригласили шотландского инженера Карла Гайскона и ему приказали провести разведку залежей руд и угля в месте Славяносербии. Гайскон доложил в правительство:

найденные прииски железной руды и каменного угля по освидетельствованию обещают богатейшее количество сих минералов в наилучшем качестве.

14 ноября 1795 года Екатерина II издала указ о создании чугунолитейного завода. Вокруг завода на месте слияния двух рек Лугань и Ольховая образовались два посёлка: Каменный брод и Вергунка.

История посёлка

В 1797 году два посёлка объединились в посёлок под названием Луганский завод. Его населили рабочие и приглашённые специалисты.

В XIX веке посёлок находился между Ростовом и Таганрогом^{[уточнить]}, поэтому в этом месте развилась торговля.

В начале XIX века в посёлке открылась первая профессиональная горная школа, которая была первым учебным заведением.

В 1812 году из посёлка велись поставки пушек и боеприпасов для русской армии.

В 1830-х годах в посёлке имелось 184 частных дома, 74 казармы.

В 1844 году купца Савелия Хрыпко наградили медалью «За полезное разведение картофеля в Луганском заводе», из-за этого в посёлке стали усиленно выращивать картофельные культуры.

В 1850-х было открыто 10 салотопных 2 воскотопных завода, 2 заведения по производству свечей, а ещё 3 маслобойных, 8 кирпичных и черепичных предприятий, 17 мельниц.

В 1852 году посёлок Луганский завод становится горным городом Луганского горного округа, а тогдашний управляющий завода — Фёдор Иванович Фелькнер — горным начальником. Он подчинялся непосредственно Берг-Коллегии в Санкт-Петербурге и руководил не только заводом, рудниками и шахтами, но и поселениями, входящими в состав горного округа.

В 1861 году в посёлке обитало около 9 тысяч жителей, обитавших в 1568 каменных домах и в 227 деревянных домах.

На завод приглашалось много иностранных специалистов, в том числе английских, поэтому центральная улица в посёлке называлось английская, позднее улица Даля.

В 1867 году из 10239 обитателей Луганского завода были 389 купцов, работало 108 магазинов и лавок.

В 1870-х годах открылась железная дорога Луганск-Дебальцево.

3 сентября 1882 года Император Александр III утвердил положение Комитета министров Российской империи об основании на базе посёлка Луганский завод города Луганск.

Руководители

Руководителями посёлка Луганский завод фактически являлись управляющие градообразующего предприятия:

• 1795—1806 — Гаскойн Чарльз (Карл) Карлович.
• 1806—1822 — Нилус Яков Христианович.
• 1822—1826 — Гесс де Кальве Густав Густавович.
• 1826—1835 — Ильин Иван Васильевич.
• 1835—1840 — Мевиус Фёдор Павлович.
• 1840—1847 — Бекман Валериан Александрович.
• 1847—1853 — Фелькнер Фёдор Иванович.
• 1853—1861 — Летуновский Николай Терентьевич.
• 1861—1865 — Мевиус Аполлон Фёдорович.
• 1865—1871 — Фелькнер Иллидор Фёдорович.
• 1871—1876 — Летуновский Николай Николаевич.
• 1876—1879 — Подымовский Станислав Леопольдович.
• 1879—1880 — Зеленцов Иван Ильич.
• 1880—1882 — Данчич Дмитрий Васильевич.

Выдающиеся жители

10 (22) ноября 1801 год в посёлке Луганский завод родился Владимир Даль. Будущий русский учёный, писатель и лексикограф, составитель «Толкового словаря живого великорусского языка» в семье обрусевшего датчанина, лекаря горного ведомства Ивана Матвеевича Даля и Марии Христофоровны Даль (урождённая Фрейтаг).

Отрывок, характеризующий Луганский завод (посёлок)

По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.