Грибков, Люциан Дмитриевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Люциан Грибков»)
Перейти к: навигация, поиск
Люциан Грибков
Дата рождения:

1921(1921)

Дата смерти:

1976(1976)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Люциан Грибков (1921—1976 гг.) — художник, представитель второй волны русского авангарда, участник группы «Новая реальность» Элия Белютина.





Биография

Люциан Грибков окончил Московский полиграфический техникум. В 1956 году присоединился к студии Элия Белютина «Новая реальность», вместе с которой выставлялся, в том числе и в Абрамцево. В 1962 году он принял участие и в скандальной Манежной выставке. В 1969 году Грибков вместе с Владиславом Зубаревым провел выставку в своей мастерской, которая была разогнана милицией всего через день после открытия. Это событие серьезно сказалось на Грибкове и его дальнейшем творчестве: когда у художника отняли мастерскую, он стал меньше работать, со временем перестал посещать студию Белютина. В 1976 году в возрасте 55 лет Грибков умер[1].

Творчество Люциана Грибкова

Эстетика ранних работ Грибкова созвучна тематике шестидесятников: поэтизация советской повседневности, лирика будней, сменившая героический накал. Во время пароходных поездок, огранизованных Белютиным, он создает индустриальные и деревенские пейзажи. Уже в этих работах ощущается готовность художника к эксперименту. В отличие от напряженного ритма города природу Грибков изображает иными средствами. Художник выбирал для них более сложный колорит с яркими цветами, хаотичным рисунком с множеством мелких деталей, которых был лишен урбанистический вид. В конце 60-х — начале 70-х гг. Грибков обращается к более обобщенным формам, абстрагируется от реальных образов. Из всех художников студии его отход от фигуративной живописи был самым решительным. Для достижения наивысшей степени пластической выразительности он часто обращался к сочетанию таких материалов, как бумага и темпера, бумага, картон и масло, играл с пастозными красочными и различными бумажными фактурами. Грибков пришел к беспредметному построению картины в результате постепенного отхода от натуры. Его абстрактные композиции очень мощные и резкие. Если раньше для создания воздействующего образа ему было достаточно деформации формы, распределения цветовых акцентов и построения выступающего пространства, то теперь он полностью отрывается от предметной «основы» оставляя в качестве инструмента только живописные средства[2].

Выставки

  • 1962, ноябрь — «Таганская» выставка. Б.Коммунистическая улица. Москва.
  • 1962, декабрь — Выставка 30-летия МОСХа. Манеж. Москва.
  • 1964—1969 — 1-6 Абрамцевские выставки. Совместно со студией «Новая реальность».
  • 1969 — Персональная выставка, совместно с В. Зубаревым во Вспольном переулке, д. 1. Москва.

См. также

Напишите отзыв о статье "Грибков, Люциан Дмитриевич"

Примечания

  1. Фонд русского абстрактного искусства. Официальный сайт.
  2. За гранью предметности/ Альманах, вып.424. СПб.: Palace editions. 2014

Ссылки

  • [ruabstract.com// Официальный сайт Фонда русского абстракного искусства]
  • [tvkultura.ru/article/show/article_id/118942 Телеканал «Культура» о выставке «За гранью предметности» в Русском музее]
  • [www.rusmuseum.ru/exhib/lenta/exhibition2014/za_granyu_predmetnosti_v_russkom_iskusstve_vtoroj_poloviny_hh_veka/ Выставка "За гранью предметности в русском искусстве второй половины XX века. Русский музей. Официальный сайт]
  • [ruabstract.com/events/6 Выставка в честь 30-летия МОСХа в Манеже. Фонд русского абстрактного искусства. Официальный сайт.]
  • [ruabstract.com/events/16 Ретроспективная выставка «От Манежа до Манежа». Фонд русского абстрактного искусства. Официальный сайт.]
  • [snob.ru/selected/entry/72922 Ольга Ускова. В поисках новой реальности.]
  • [bielutin.ru/publ/1-1-0-9 Работы Люциана Грибкова]
  • [www.ogoniok.com/archive/1997/4532/49-40-44/ 1 декабря 1962 года. Манеж.]

Отрывок, характеризующий Грибков, Люциан Дмитриевич

В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.