Манасия I де Вержи
Поделись знанием:
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
| Манасия де Вержи Manassès de Vergy | ||
| ||
|---|---|---|
| 887 — 918 | ||
| Предшественник: | Адемар | |
| Преемник: | Вало | |
| ||
| ??? — 918 | ||
| Преемник: | Манасия II Младший | |
| Рождение: | ок.860 | |
| Смерть: | 918 | |
| Род: | Дом де Вержи | |
| Супруга: | Ирменгарда | |
| Дети: | Вало, Манасия II Младший, Эрве, Жильбер, Ирменгарда | |
Манасия I Старый де Вержи (фр. Manassès I l'Ancien, ок.860—918) — граф Атье (фр. d'Atuyer), Осуа (фр. d'Auxois), Авалуа (фр. d'Avalois), Бона (фр. de Beaune), Шалона (Шалона-на-Соне, фр. de Chalon sur Saône), Десмуа (фр. de Duesmois), Ошере (фр. d'Oscheret) с 887, сеньор де Вержи с 893, граф Лангра с 894, родоначальник 1-го дома Вержи.
Биография
По одной версии Манасия был сыном Гизельберта, графа Кондроза. По другой версии, его отцом был граф Шалона Теодорих (Тьери) (ум. 883/893), происходивший из боковой ветви Каролингов, берущей начало от брата Карла Мартела Хильдебранда I.
Он был сторонником Ричарда Заступника, благодаря чему получил во владение несколько Бургундских графств. Ричард поддержал его в борьбе против епископа Лангра Теобальда, с которым соперничал брат Манасии Вало, епископ Отёна в 895—915. В 911 году Манасия принимал участие в битве при Шартре, в которой Ричард Заступник разбил вождя норманнов Роллона.
Брак и дети
Жена: Ирменгарда (ок.880—935), дочь Бозона, короля Нижней Бургундии
- Вало (ум. 924) — граф Шалона с 918
- Манасия II Младший (ум. 925/936) — граф Осуа и Дижона, сеньор Вержи с 918
- Эрве (ум. после 920) — епископ Отёна
- Жильбер (ум. 956) — граф Авалона с 918, Осуа, Шалона и Десмуа с 924, граф Бона с 925, граф Отёна и герцог Бургундии с 952
- Ирменгарда (ум. до 948); муж: Лето II (ум. 965), граф де Макон
Напишите отзыв о статье "Манасия I де Вержи"
Ссылки
- [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/burgund_haus_vergy/manasse_1_der_aeltere_graf_von_chalon_918.html Manasse I. der Ältere, Graf von Chalon und Vergy] (нем.). Die Genealogie der Franken und Frankreichs - Die fränkischen Adelsgeschlechter des Mittelalters. Проверено 7 января 2012. [www.webcitation.org/65qdqH3d4 Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
- [gilles.maillet.free.fr/histoire/famille_bourgogne/famille_vergy.htm La famille de Vergy] (фр.). Проверено 7 января 2012. [www.webcitation.org/65qdqkC1g Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
- [fmg.ac/Projects/MedLands/BURGUNDIAN%20NOBILITY.htm#_Toc311122929 Comtes de Dijon] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 28 марта 2012. [www.webcitation.org/65qdsK8oj Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
Отрывок, характеризующий Манасия I де Вержи
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
