Марис, Виллем

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виллем Марис

Виллем Марис, известный также как Венцель Марис (нид. Willem Maris, род. 18 февраля 1844 г. Гаага — ум. 10 октября 1910 г. Гаага) — голландский художник — импрессионист, младший сын в семье художников Марис. Входил в число живописцев Гаагской школы.



Жизнь и творчество

Семейство Марисов имело чешское происхождение, дед братьев-художников Виллема, Маттеуса и Якоба приехал в начале XIX столетия в Амстердам из Праги. Первые уроки рисования Виллема прошли с его старшими братьями. Затем он посещал вечерний курс в Королевской академии изящных искусств в Гааге, иногда — мастерскую художника-анималиста Питера Стортенбекера; в целом же В. Мариса можно охарактеризовать как художника-самоучку. В гаагском Морицхаусе он копировал полотна анималиста Паулюса Поттера, затем жил и рисовал в колониях художников в поместье Остербек и в Вольфхеце, развиваясь постепенно в зрелого мастера пейзажной живописи и художника-анималиста. В 1863 году в Гааге состоялась первая выставка работ В. Мариса. В 1855 году он познакомился с художником Антоном Мауве в колонии художников Остербек. С 1862 года живописец вёл в Гааге жизнь свободного художника и вновь встретился с А. Мауве; теперь их связывала как личная дружба, так и творческие интересы. В 1865 году Марис совершил, совместно с Бернардом Бломмерсом, путешествие вдоль Рейна, и затем — в Норвегию. Начиная в 1869 года В. Марис жил в Гааге. Его сын, Симон, был также художником и автором книги о семействе художников Марис.

Типичными для творчества В. Мариса являются голландские сельские пейзажи с животными или без них в духе Камиля Коро. Работы его яркие, пропитанные солнечным светом, в то же время наиболее реалистичны в сравнении с произведениями двух старших братьев Марис. С другой стороны, в работах В. Мариса ощущается влияние импрессионистов (как заявил однажды сам художник: «Я рисую не коров, а свет»).

Галерея

Напишите отзыв о статье "Марис, Виллем"

Литература

Отрывок, характеризующий Марис, Виллем

«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.