Сабинин, Михаил Павлович

Михаил Павлович Сабинин

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Михаи́л Па́влович Саби́нин (монах Геброн, груз. მიხეილ საბინინი, 1845, Тифлис (?) — 10 мая 1900, Москва) — историк грузинской церкви, сын русского священника и грузинки.

По окончании тифлисской гимназии (учился до 1868 года, выпускные экзамены не сдал) поступил вольнослушателем в СПб. духовную академию и получил степень кандидата за сочинение «История грузинской церкви до конца VI в.» (СПб., 1877). Ещё ранее, в 1871 г., он издал «Полное жизнеописание святых грузинской церкви» (частично переиздано в 1994). Оба сочинения писаны по грузинским рукописным первоисточникам, почему излагают предмет с гораздо большей подробностью, чем предшествовавшие ему исследователи, например, Иосселиани. Главный и наиболее ценный труд Сабинина: «Древние акты грузинской церкви», извлечённые из рукописей и на грузинском языке, с русским переводом Сабинина, изданные Академией наук.

Сабинин занимался и восстановлением грузинских монастырей, что вызывало одобрение таких церковных деятелей, как Иоанн Кронштадтский и будущий патриарх Кирион II. Тем не менее, его дважды высылали из Грузии, вероятно, по подозрению в связях с сепаратистами или просто по недовольству его активностью. Наконец, известна его деятельность по созданию икон (самая знаменитая — «Слава Грузинской Православной Церкви») и молитв (например, Шио Мгвимскому).

Ссылки

• [ricolor.org/europe/gruziya/mp/10/ Михаил Сабинин — подвижник Грузинской церкви. Важа Кикнадзе]
• [www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=374&did=1079 Православие.ру]
• Сабинин, Михаил Павлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Сабинин, Михаил Павлович

Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.