Надписи Ашоки
Надписи (эдикты) Ашоки — 33 сохранившиеся до нашего времени надписи, которые по приказу индийского царя Ашоки были нанесены в III веке до н.э. на стены пещер и каменные колонны, специально воздвигнутые для этой цели. Это наиболее ранний сохранившийся в Индии памятник письменности[1] и первое достоверное свидетельство существования буддизма[2].
Загадочные тексты на брахми, подчас весьма развёрнутые, были обнаружены английскими колонизаторами на территории современных Пакистана и Индии. Дешифровку текстов выполнил в 1837 году Джеймс Принсеп из Калькутты[3].
С точки зрения формы надписи следуют персидской традиции (см. бехистунская надпись), однако их содержание весьма своеобразно. Ашока — первый правитель в истории, который заявляет об отказе от завоевательных войн и от применения насилия в иных целях, нежели оборона своей страны[4].
Содержание
Круг вопросов, освещённых в эдиктах, довольно узок: принятие и распространение буддизма царём, нравственные и религиозные законы, забота царя о благополучии подданных и даже животных.
Согласно эдиктам, принятию буддизма Ашокой предшествовали кровопролитная война с Калингой и последующее нравственное перерождение:
Спустя восемь лет после того, как любезный богам царь был помазан на царствование, благосклонно взирающий захватил Калингу. Сто пятьдесят тысяч человек было угнано оттуда, сто тысяч убито и много тысяч погибло. И теперь, после захвата Калинги, любимец богов усердно занимается проповедью учений Закона, любви к Закону. Печален любимец богов с тех пор, как завоевал Калингу. Ибо неизбежно захват ещё не покорённой страны сопровождается убийством, гибелью или угоном людей. И от этого терзают любимца богов печаль, горестные и тяжелые мысли.
Дхарма, по мнению Ашоки, заключается в доброте, щедрости, честности и целомудренности. Государь уделяет особое внимание исполнению судебной власти, с тем чтобы выносились справедливые решения, а судьи старались избегать жестоких наказаний:
За двадцать шесть лет моего правления двадцать пять раз, когда сразу многим заключённым была дарована свобода. Я желаю, чтобы везде и для всех закон был одинаков. Я даже даю три дня сроку осуждённым к смерти с тем, чтобы их родные могли успеть ходатайствовать о помиловании.
Ашока запретил убивать животных, не предназначенных для съедения (например, как жертву богам), ограничил число видов, которые можно было употреблять в пищу:
За двадцать шесть лет, прошедших со дня моей коронации, многие животные были взяты под защиту: попугаи, дикие утки, летучие мыши, черепахи, рыбы, белки, лани, дикие и домашние голуби и все четвероногие твари, не годные для еды; кормящие козы, овцы и свиньи; детёныши, не достигшие шести месяцев.
Напишите отзыв о статье "Надписи Ашоки"
Примечания
- ↑ books.google.com/books?id=pH8ZCCIZ8McC&pg=PA29
- ↑ Damien Keown. A Dictionary of Buddhism. Oxford University Press, 2003. ISBN 9780191579172. Page 118.
- ↑ [archive.org/stream/journalofasiatic62asia#page/566/mode/1up Journal of the Asiatic Society of Bengal]
- ↑ [www.bbc.co.uk/programmes/b0511tm1 BBC Radio 4 - In Our Time, Ashoka the Great]
Ссылки
- [skasan.ru/nadpisi-ashoki.html Надписи Ашоки]
Отрывок, характеризующий Надписи Ашоки
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
