Опеченский район

Опеченский район

Страна	РСФСР
Статус	район
Входит в	Ленинградская область, Новгородская область (с 1944 года)
Административный центр	Опеченский Посад
Дата образования	1 августа 1927 года
Дата упразднения	17 ноября 1960 года
Население (1959)	15 753 человека

Опеченский район — административно-территориальная единица Ленинградской области РСФСР в 1927—1931, 1939—1944 годах и 1944—1960 годах — Новгородской области. Географически был расположен в южной части Мстинской впадины разделяющей Валдайскую возвышенность на Валдайскую гряду на юге и Тихвинскую гряду на севере.

Опеченский район был образован 1 августа 1927 года в составе новообразованного Боровичского округа Ленинградской области. Райцентром было определено село Опеченский Посад, в состав района вошли 20 сельсоветов из упразднённой Новгородской губернии:

• из прежнего Боровичского уезда из упразднённой Опеченской волости: Ануфриевский, Бутенинско-Задорский, Вишемский, Глебловский, Жихновский, Новинский, Опеченско-Посадский, Опеченско-Рядокский, Ровенский и Сазонковский сельсоветы; из прежней Перелучской волости: Барышевский, Борский, Бубаринский, Заболотьевский (Заболотский), Заозерицкий, Каменецкий (Каменский), Кармановский, Перелучский и Юрьевецкий (Юрьевский) сельсоветы;
• из прежнего Валдайского уезда — Наумовский сельсовет;

Также в состав района вошли населённые пункты — деревня Шадомец Молоденского (Молоденовского) сельсовета (из прежней Рядокской волости Боровичского уезда) и деревня Кутошиха Ильмовицкого сельсовета (из прежней Кемецкой волости Валдайского уезда).

В ноябре 1928 года в районе в результате укрупнения были объединены прежний Заболотьевский сельсовет и часть прежнего Юрьевецкого сельсовета в новообразованный Семерицкий сельсовет, части упразднённого Юрьевецкого сельсовета также были присоединены и Бубаринскому, Жихновскому и Перелучскому сельсоветам, упразднённый Заозерский сельсовет был присоединён к Борскому сельсовету, упразднённый Бутенинско-Задорский сельсовет был присоединён к Ануфриевскому сельсовету, прежний Кармановский сельсовет присоединён к Каменецкому и Барышевскому сельсоветам, а упразднённый Сазонковский сельсовет присоединён к Ровенскому и Опеченско-Посадскому сельсоветам. В соответствие постановлению Президиума ВЦИК от 10 декабря 1928 года из Бологовского райна в состав Опеченского района перешли деревни Наумовка, Замостье, Большие Семерицы, Басутино, Глиненец, посёлок Лотово, выселок Пропасть, а также хутора Новое Поле и Крутые Нивы. Также в декабре 1928 года из Боровичского района в Опеченский район были переданы деревни Барсаниха, Бор, Дымово и Остров. В 1930 году в Ровенском сельсовете была образована сельскохозяйственная артель (колхоз) «Путь Ильича».

30 июля 1930 года Боровичский округ был упразднён и район стал подчинён непосредственно Леноблисполкому. В 1931 году а районе были переименованы два сельсовета: Опеченско-Посадский сельсовет в Опеченский, а Опеченско-Рядокский в Рядокский. В соответствии с постановлением Президиума ВЦИК от 20 сентября 1931 года Опеченский район был упразднён, а его 14 сельсоветов (Ануфриевский, Барышевский, Борский, Бубаринский, Вишемский, Гребловский, Жихновский, Каменецкий, Новинский, Опеченский, Рядокский, Перелучский, Ровенский и Семерицкий) вошли в состав Боровичского района. К концу 1930-х годов в районе был создан совхоз «Индустрия» Ленинградского свиноводческого треста Главного управления свиноводческих совхозов Наркомата мясной и молочной промышленности СССР.

В результате разукрупнения Боровичского района и Мошенского района проведённого в соответствие Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 августа 1939 года Опеченский район с райцентром в селе Опеченский Посад был образован вновь. Из Боровичского района в Опеченский район перешли 18 сельсоветов: Ануфриевский, Бубаринский, Бурегский, Вишемский, Ёгольский, Жихновский, Каменецкий, Князевский, Межуречский, Новинский, Опеченский, Опеченско-Рядокский, Перелучский, Реченский, Ровенский, Семерицкий, Сутоко-Рядокский и Черноземский, а также две деревни Шиботовского сельсовета: Большое Солоно и Малое Солоно. Из Мошенского района в Опеченский район перешли Барышевский сельсовет и Борский сельсовет.

В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 17 марта 1941 года из Опеченского района в Бологовский район Калининской области был перечислен населённый пункт Лотово. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 июля 1944 года была образована Новгородская область и Опеченский район вошёл в её состав.

В соответствие решению Новгородского облисполкома № 1169 от 27 сентября 1950 года в Бубаринский сельсовет из Жихновского сельсовета был перечислен населённый пункт Волосово; в Бурегский сельсовет из Реченского был перечислен населённый пункт Княжа; в Каменецкий сельсовет из Перелучского — населённый пункт Осиновик; в Опеченский сельсовет: из Жихновского — населённые пункты Фомино и Щетиново, а из Межуречского сельсовета — населённый пункт Жары; в Сутоко-Рядокский сельсовет из Князевского — деревня Сычёво. Указом Президиума ВС РСФСР деревня Сухосдово Реченского сельсовета была переименована в деревню Коммунарка. По решению Новгородского облисполкома № 359 от 8 июня 1954 года из упразднённых Каменецкого и Перелучского сельсоветов был вновь образован Болоненский сельсовет с центром в деревне Болонье, а также из прежних Бурегского и Реченского сельсоветов был вновь образован Горский сельсовет с центром в деревне Горка, был упразднён Борский сельсовет путём присоединения к Барышевскому сельсовету; был упразднён Вишемский сельсовет путём присоединения к Ануфриевскому сельсовету; был упразднён Жихновский сельсовет путём присоединения к Опеченскому сельсовету; был упразднён Князевский сельсовет путём присоединения к Черноземскому сельсовету; был упразднён Новинский сельсовет путём присоединения к Бубаринскому сельсовету и был упразднён Ровенский сельсовет путём присоединения к Ёгольскому сельсовету.

В соответствии с решением Новгородского облисполкома № 517 от 2 августа 1955 года отделение совхоза «Индустрия» было передано из Межуреченского сельсовета в Ёгольский сельсовет. Решением Новгородского облисполкома № 857 от 30 декабря 1956 года в районе вновь был образован Борский сельсовет с центром в деревне Бор в состав которого также вошли населённые пункты — Заозерицы, Лаптево, Мироново, Остров, Платаново, Слуды, Фомкино и Харабзино из Барышевского сельсовета. В соответствии с решением Новгородского облисполкома № 612 от 11 августа 1959 года из Болоненского сельсовета Опеченского района в Тимонинский сельсовет Мошенского района были переданы населѐнные пункты Лепилово и Царёво. Решением облисполкома № 914 от 1 декабря 1959 года было присвоено наименование Новый посёлку возникшему при ферме № 2 отделения совхоза «Решающий».

По Всесоюзной переписи населения СССР 1959 года в Опеченском районе проживали 15 753 человека (мужчин — 6601, женщин — 9152), а в райцентре — в селе Опеченский Посад — 1362 человека

Решением Новгородского облисполкома № 254 от 24 марта 1960 года из Опеченского района в Боровичский район был передан Сутоко-Рядокский сельсовет, а решением Новгородского облисполкома от 9 апреля 1960 года № 296 был упразднён Ануфриевский сельсовет. Населённые пункты прежнего сельсовета — Ануфриево, Барзаниха, Вишма, Дымово, Еляково, Железково, Задорье, Золотово, Кузово, Никиришино, Остров, Ровное и Шадомец вошли в состав Черноземского сельсовета.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 17 ноября 1960 года Опеченский район был упразднён его сельсоветы, по решению Новгородского облисполкома № 1062 от 18 ноября 1960 года, — Болоненский, Бубаринский, Горский, Ёгольский, Межуречский, Опеченский, Опеченско-Рядокский, Семерицкий и Черноземский вошли в состав Боровичского района, а Барышевский и Борковский сельсоветы в состав Мошенского района.

Литература

1. [classif.spb.ru/sprav/np_lo/102_Opechensky_rayon.htm Опеченский район\\Справочник по истории административно-территориального деления Ленинградской области (1917—1969 гг.)/ Сост Дубин А. С., Лебедева П. Г. Л. 1969.// ЛОГАВ. Т. V. С. 1978.]
2. [novarchiv.org/images/novarchiv/nsa/adm_delenie_novg_obl.pdf Административно-территориальное деление Новгородской губернии и области 1727-1995 гг. Справочник] / С.Д. Трифонов, Т.Б. Чуйкова, Л.В. Федина, А.Э. Дубоносова. — СПБ, 2009.

См. также

• Опеченское сельское поселение

Отрывок, характеризующий Опеченский район

– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.