Очарованный странник (опера)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Опера
Очарованный странник
Композитор

Родион Щедрин

Автор(ы) либретто

Родион Щедрин

Источник сюжета

повесть Николая Лескова «Очарованный странник»

Действий

2 действия

Год создания

2002

Первая постановка

19 декабря 2002 года

Место первой постановки

Эвери Фишер-холл,
Нью-Йорк

«Очарованный странник» — опера для концертной сцены в двух актах для трёх солистов, хора и оркестра русского композитора Родиона Щедрина, написанная в 2002 году на его собственное либретто, основанное на сюжете одноимённой повести Николая Лескова.





Краткая справка

Мировая премьера: 19 декабря 2002 года, Avery Fisher Hall, Нью-Йорк; Российская премьера: 10 июля 2007 года, Концертный зал Мариинского театра, Санкт-Петербург; Премьера постановки: 26 июля 2008 года, Концертный зал Мариинского театра, Санкт-Петербург

Продолжительность оперы составляет около 1 часа 30 минут

История создания и постановок

Опера была написана по заказу американского дирижёра Лорина Маазеля[1] и посвящена ему. 19 октября 2002 года[2] состоялось премьерное концертное исполнение оперы Нью-Йоркским филармоническим оркестром под руководством Маазеля[1] в нью-йоркском концертном зале Эвери Фишер-холл[2].

10 июля 2007 года в концертном зале Мариинского театра опера «Очарованный странник» была впервые исполнена в России солистами, хором и оркестром Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева также в концертном исполнении. Через год эти же исполнители осуществили сценическую постановку оперы. Премьера сценической версии состоялась в том же концертном зале 26 июля 2008 года. В настоящее время постановка включена в репертуар театра[2].

Краткое содержание

Действие первое

Иван Северьянович Флягин, послушник Валаамского монастыря, вспоминает о своей жизни. В отрочестве он однажды «смеха ради» ударом кнута нечаянно убил монаха. Монах явился ему в видении, укоряя за то, что Иван лишил его жизни без покаяния. Он же рассказал Ивану Северьянычу, что тот — «обещанный» Богу сын, и дал «знамение», что будет он много раз погибать и ни разу не погибнет, пока не придет ему настоящая «погибель» и пойдет он во исполнение материнского «обещания» в монастырь на Валаам остров. Хоть и не поверил Иван Северьянович, а сбылось пророчество монаха. Странствуя, попал Иван в плен к татарам и прожил с ними в самых Рынь-песках десять лет. Бежал от татар, повстречал пастухов на пути из плена, а возвратившись в родные места, поступил на службу к князю, который оценил его умение хорошо разбираться в лошадях. Однако после трех лет усердной службы Ивана Северьяновича начали одолевать запои. В одном из трактиров Флягин познакомился со спившимся барином, обладавшим даром гипноза. В ту же ночь в другом трактире Иван Северьяныч растратил все деньги, оставленные ему князем, на прекрасную певунью — цыганку Грушеньку.

Действие второе

Когда князь потребовал от Ивана Северьяновича пять тысяч рублей, что были доверены ему, Флягин, повинившись, рассказал о прекрасной цыганке. Влюбившись в Грушу, князь отдал табору огромный выкуп в полсотни тысяч рублей золотом и забрал её к себе в дом. Но князь — человек переменчивый, и Груша ему быстро наскучила. Во время поездки в город Иван Северьянович узнал, что его хозяин собирается жениться на богатой дворянке, а вернувшись домой, он не застал цыганку: князь тайно отвез её в лес на болото. Однако Груша сбежала из заточения, встретилась с Флягиным и, взяв с него страшную клятву, просила убить её, поскольку иначе она сама убьет неверного князя и его молодую невесту. Иван Северьянович, исполняя Грушину просьбу, скинул её с крутизны в реку. В видениях Флягин слышит голоса убиенных им монаха и цыганки Груши.

Аудиозапись

В 2008 году труппой Мариинского театра была осуществлена первая аудиозапись оперы. Партии солистов исполнили Сергей Алексашкин, Евгений Акимов и Кристина Капустинская. Хором и оркестром Мариинского театра дирижировал Валерий Гергиев. Запись была издана 29 марта 2010 года[3] и получила ряд положительных отзывов в прессе[1]. Эта запись была номинирована на премию «Грэмми» в трёх номинациях, включая лучшую оперную запись, однако не получила премию ни в одной из них[4].

Действующие лица

Персонажи Голоса Исполнители мировой премьеры
Иван Северьянович Флягин, рассказчик Бас Айн Ангер
Засеченный монах, князь, магнетизер, старик в лесу, рассказчик Тенор Евгений Акимов
Цыганка Груша, рассказчица Меццо-сопрано Лилли Паасикиви (англ.)

Напишите отзыв о статье "Очарованный странник (опера)"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.allmusic.com/album/rodion-shchedrin-the-enchanted-wanderer-w205909/review Rodion Shchedrin: The Enchanted Wanderer — Valery Gergiev | AllMusic]
  2. 1 2 3 [www.mariinsky.ru/playbill/repertoire/opera/strannik_shchedrin/ Очарованный странник]
  3. [www.mariinskylabel.com/page/2/Catalogue/9#overview Catalogue | Mariinsky Label]
  4. [www.ng.ru/culture/2011-02-15/2_grammy.html Статуэтки за «Реквием» — Солисты Мариинского театра взяли «Грэмми»]

Ссылки

  • [www.mariinsky.ru/playbill/repertoire/opera/strannik_shchedrin/ Информация об опере] на сайте Мариинского театра
  • [www.mariinskylabel.com/images/download/download.php?f=MAR0504D.pdf Буклет] компакт-диска с записью оперы в исполнении труппы Мариинского театра, содержащий информацию о произведении, его авторе и исполнителях и полный текст либретто

Отрывок, характеризующий Очарованный странник (опера)

– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.