Палаты
Поделись знанием:
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
Палаты (от лат. palatium — дворец, чертог) — термин, обозначающий русские средневековые, преимущественно жилые каменные или кирпичные сооружения[1]. Строились, как правило, в два-три или более этажей. Словом палата называлось самое большое в палатах помещение, зал. Сверху палат мог быть надстроен каменный или, чаще, деревянный терем. Не следует смешивать палаты с хоромами, которые были деревянными[2].
Слово имеет греческое происхождение, вот как описывает его Прокопий Кесарийский в своем повествовании «Война с вандалами», написанном в VI веке новой эры: «…царский дом римляне, подражая грекам, называют Палатием. Поскольку некий Паллад, родом эллин, ещё до взятия Трои поселился в этом месте и построил здесь замечательный дом, они стали называть это строение Палатием; Август, став автократором, решил сделать его своим местопребыванием, и с того времени Палатием называют помещение, в котором пребывает царь» (Прокопий Кесарийский. Война с вандалами. Кн. I. Гл. XXI.).
Слово, согласно этимологическим исследованиям[3][4][5], заимствовано в русский язык из греческого. Оно восходит к ср.-греч. παλάτιον, а то в свою очередь к лат. palātium «дворец» и собств. «Палатинский холм», который со времён Августа стал резиденцией римских императоров. Прокопий Кесарийский в своем повествовании «Война с вандалами», написанном в VI веке новой эры, описывает греческий эквивалент следующим образом: «…царский дом римляне, подражая грекам, называют Палатием. Поскольку некий Паллад, родом эллин, ещё до взятия Трои поселился в этом месте и построил здесь замечательный дом, они стали называть это строение Палатием; Август, став автократором, решил сделать его своим местопребыванием, и с того времени Палатием называют помещение, в котором пребывает царь» (Прокопий Кесарийский. Война с вандалами. Кн. I. Гл. XXI.).
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Содержание
Палаты государственного значения
| Название | Изображение | Время постройки | Место нахождения | Состояние |
|---|---|---|---|---|
| Грановитая палата | 
|
1487 — 1491 год | г. Москва | Сохранились |
| Владычная палата | 
|
1433 — 1441 год | г. Великий Новгород | Сохранились частично |
| Старый английский двор | 
|
XVI-XVII века | г. Москва | Сохранился |
| Палаты царевича Димитрия | 
|
1482 год | г. Углич | Сохранился |
Палаты церковного значения
| Название | Изображение | Время постройки | Место нахождения | Состояние |
|---|---|---|---|---|
| Архиерейские палаты | 
|
XV—XVIII вв | г. Суздаль | Сохранились |
| Митрополичьи палаты | 
|
1680-е—1690-е годы | г. Ярославль | Сохранились |
| Кельи Спасо-Преображенского монастыря | 
|
1670-е—1690-е годы | г. Ярославль | Сохранились |
| Митрополичьи палаты Крутицкого подворья | 
|
1655—1670 год | г. Москва | Сохранились, к южному фасаду здания примыкает сохранившееся в первоначальных формах крыльцо 1727 г. |
| Палаты казенного приказа Крутицкого подворья | 
|
2-я половина XVII века | г. Москва | Сохранились |
| Теремок и Святые ворота Крутицкого подворья | 
|
1693—1694 год | г. Москва | Сохранились |
Палаты жилые
| Название | Изображение | Время постройки | Место нахождения | Состояние |
|---|---|---|---|---|
| Палаты Арасланова | 
|
XVII век | г. Москва | Сохранились |
| Пушникова палаты | 
|
1698 год | г. Нижний Новгород | Сохранились |
| Поганкины палаты | 
|
1671—1679 год | г. Псков | Сохранились |
| Щудровская палатка | 
|
конец XVII века | г. Иваново | Сохранилась |
| Дом Опарина | 
|
конец XVII века | г. Гороховец | Сохранилась |
| Дом Иванова | 2-я половина XVII века | г. Ярославль | Сохранилась | |
| Мазепины палаты | 
|
1703—1705 год | Курская область | Сохранились частично |
См. также
- Допетровская светская архитектура Москвы
- Кузница в Смоленске — кирпичное здание рубежа XVII—XVIII веков
Напишите отзыв о статье "Палаты"
Примечания
- ↑ Большая советская энциклопедия, 2-е изд. / Б. А. Введенский. — М.: Большая Советская Энциклопедия, 1955. — Т. 31. — С. 569.
- ↑ Большая советская энциклопедия, 2-е изд. / Б. А. Введенский. — М.: Большая Советская Энциклопедия, 1957. — Т. 46. — С. 336.
- ↑ [etymolog.ruslang.ru/vasmer.php?id=307&vol=3 Полата] // Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. Т. 3: Муза—Сят / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. М.: Прогресс, 1987. С. 307.
- ↑ [etymolog.ruslang.ru/chernykh.php?id=616&vol=1 Палата] // Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т. I: А-Пантомима. М.: Рус. яз., 1999. С. 616.
- ↑ [etymolog.ruslang.ru/novoe.php?id=155 Палата] // Новое в русской этимологии. Вып. I. М., 2002. С. 155.
Литература
- Потапов А. А. Очерк древней русской гражданской архитектуры. Вып. 1—2, M., 1902—3.
- Гормин В. В. Грановитая палата: Краеведческий очерк. — Л.: Лениздат, 1980. — 64 с.
- Ядрышников В. А. Грановитая палата, 1433 г. — Н.: Исторический паспорт НСНРПМ, 1981.
- Владычная палата Новгородского кремля / Э. А. Гордиенко. Л.: Лениздат, 1991.
Ссылки
- [arhiv-palat.livejournal.com Живой Журнал: Архив палат. Фотографии и описания]
Отрывок, характеризующий Палаты
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
